Сибирские огни, 1934, № 3
людьми. Тогда тридцатилетий зайсан Са пог сказал пятидесятилетнему старику Чи- чану: — Ты теперь как бы Мундусом стал, сы ном моим... «Они все могли,' — думал Ярманка. — С народом поступали, как с баранами. И сей час норовят делать также. — Он глубоко вздохнул. — Скоро ли им руки укоротят?» С горы. попрежнему лился тот же гром кий разговор: — У Большого человека день и ночь в голове одно: как бы сделать, чтобы весь сеок Мундус жил счастливо? — На каждого гостя — по лошадиной ноге... — Говорят: молоденьких да жирных вы брали под закол... — Мясо острее маральего... Кровь поды мает, старикам дает силу двадцатилетних... —-Араки — по ведру на каждый рот... Пощелкивали языками. Ноздри Я-Р^манки раздувались, точно куз нечные меха. Даже ему показалось, что леса захмелели и беспечно покачивались, а по земле так и стлался горячий запах жир ного мяса. — Такой бы той сделать с моей Яма- най... чтобы всю жизнь помнить! — не вольно вырвались звонкие слова, но, ми нуту спустя, он сказал, грустно качая го ловой: — Нет, у меня не будет такого тоя. Раз ве молодежь осмелится приехать ко мне? Я бы настрелял гору козлов. Десять... двад цать козлов. Вдруг он порывисто выпрямился, резко покачнулся и еле удержался в седле: из леса долетел до него звонкий, как лебе диный крик, голос Яманай. Несомненно, она издали заметила парня на тропе и, об радованная встречей, звала его в тихую падь. Со .всей силой дернул ослабленный по вод. Испуганный конь дико метнулся че рез буреломины. Седок едва успевал за крывать лицо широкой ладонью, второй рукой рвал паутину таежной чащи. Ско рей туда, где она. Потом с головокружи тельной быстротой скакать вниз по доли не... И Яманай — рядом... Она не отстанет. Где-нибудь в укромном месте, среди мол чаливого леса, на берегу чистого, как не бо, родника поставить крошечный аил. В тихий вечер пойти на гору, молодая х-ена будет волноваться и ждать мужа с теплой козлятиной... Вот и распадок, а за ним — глубокая падь, откуда доносился голос, красотой превосходящий безуемную трель жаворон ка. Почему же не видно ее? Наверно спря талась, шалунья, за какую-нибудь корягу, чтобы неожиданно встать перед самым но сом? Ярманка осадил коня, долго ощупывал зоркими глазами грустящие деревья, лох матые выворотни. За старым кедром мелькнула пушистая кисть. Обрадованный парень поспешил ту да, но после первых же шагов останови i коня, плевался: — Это — цветистые бороды мха. Где-то далеко внизу вкрадчиво прозве нел тот же девичий голос. Голова Ярман- ки обреченно упала на грудь: так вызы вающе, прячась, летая с горы на гору, кри чат только мертвые... — Неужели она... — Побелевшие губы остановились, глаза на минуту застыли. — Не может этого быть... у ней каменное здоровье... В аил Тюлюнгура влетел с холодным по том на лице. Тишина ошеломила его и остро напом нила о недавних похоронах матери. Тогда вот так же уснуло все... И угли были за бросаны золой, чтобы не погас очаг до возвращения старших. Ярманка обошел вокруг покинутого жи лища. — Нет следов волокуш. Она жива! — Поезжай к Большому человеку: с го ря выпьешь за Яманай чашку араки, — пробурчала знакомая старуха, тащившаяся на хромой коурой кляче. Ярманка вдруг застыл, руки его опусте- лись, словно подрубленные сучья. Подош вы ног, казалось, прикипели к земле. Когда старуха скрылась в лесу, парень побежал вдоль поляны, отыскивая увеси стый камень. Так бы и стукнул по черным старушечьим зубам, оголившимся в нас мешливой улыбке. — Старый глупец, продал девку за двад цать коней... Громом бы его расшибло! — Он разбито поковылял куда-то к реке. — Почему же она не убежала? Она говори ла, что любит меня. Или сердце девушки— тонкая былинка, которая клонится во все стороны? Она могла бы расспросить о тропе в долину Голубых ветров... Безнадежно хлопнулся на фиолетовый камень, обтесанный острыми струями бур ливой реки. У ног злобно ворчали седые буруны.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2