Сибирские огни, 1934, № 3
слова так одно к другому легли, будто цепочка! Никогда :не пел Ярманка с такой глубо кой теплотой. Он думал, что эта звездная ночь в долине Голубых ветров будет его ■последней ночью, проведенной в кругу единоплеменников. Еще день и он будет там, где кочуют чужие сеоки. Хорошо, что придумали такие шумные проводы от’ез- жающим на курсы, — Ярманке легче ус кользнуть незамеченным. Перед утром он непременно уедет. Сопливых галчат про кормит Байрым. Ведь Чаных по наслед ству к нему должна перейти. Тени аилов почти растаяли, а после, не спеша, повернулись и снова начали расти. Голос Карамчи, обнявшейся с женами Бай- рыма и Сенюша, теперь напоминал скрип сухого дерева, расшатываемого ветром. Она думала только о том, как бы на рас свете, когда муж подведет к жилью за седланную Пегуху, сдержать слезы, чтобы не рассердить его. Много раз уходил Бор лай из дому и на два, и на три месяца, но никогда так не беспокоилась Карамчи: то гда юн уходил в тайгу на промысел, а те перь едет зачем-то в ту сторону, где жи вут русские. Она крепче прижималась к соседкам и безнадежно мотала тяжелой головой. У Суртаева вскоре разболелась голова ч ' он ушел ,в аил. Постелил себе .подседель ник, сладко -пахнувший едким потом лоша ди, и закрылся длинношерстной шубой. Крепко зажмурил глаза, но все-таки ясно видел кипевший круг людей, захваченных песней. В ушах звенело: Косач мой, куда ты спешишь. Утомляя крылья свои? Милый мой, куда ты бежишь, Опаляя сердце мое? Борлай сметливо умолк, прислушиваясь к ■голосам. Ярманку не было слышно. Шу стрые глаза расторопно пробежали по все му окну. Не найдя молодого песенника, он проворно вырвался из тесного строя и по бежал по лугу, заглядывая в аилы. Везде он встречал отталкивающую пустоту: в ■очагах гасли последние искры. В аиле меньшего брата догадливо ощупал всю стену и не нашел ни ружья, ни провианта. Тогда понял, почему Ярманка с таким жа ром пел в эту ночь, бросился к лесу, где паслись лошади. Отыскав тропу, уводившую на хребет, внезапно окаменел: прислушался, сдержи вая дыхание. Кругом было .тихо. Казалось, что было слышно как спокойно дышали; лопушистые травы, как струился в чистом воздухе аромат дремлющих кедрачей. Где-то звонко упала капля росы на тонкий лист, где-то смертно пискнула сонная пта шка, застигнутая зверьком, и трепетно за била крыльями. Вот так же и Борлай не ожиданно набросится на брата, обрушит убийственные слова. Он глубоко вздохнул.. «Не виноват Ярманка. Понятно, молодая кровь тянет к молодой». Вспомнилась своя молодость. И что толь ко не делал тогда Борлай, чтобы жениться на Карамчи! Кажется, гору перевернул бы, круглые сутки пас чужие табуны, попутно ставил капканы и петли на звериных тро пах. — Такую закалку дал сыновьям Токуш* не сердца у них, а огонь. Он махнул бы рукой на младшего брата,,, если бы Яманай была из другого сеока. «Все-таки сеок — одна кровь. От них ■пойдут не дети, а какие-нибудь зверены ши дикие», — думал он. Вслух .сказал: — Но и Чаньгх бросить нельзя. Стыдно нам было бы, как будто у Адара, умерше го за новую власть, братьев нет... Снизу докатился мягкий стук лошадиных копыт. Борлай умолк. Вскоре из-за коряжистого дерева вывер нулся всадник. — Стой. Ты куда полетел? — Козловать... — Поутру козловать поехал? — голое Борлая вдруг стал хриплым. — Я — охот ник старый. Ты меня такими петлями но собьешь. — На тропе караулить... — Девку на тропе караулить? Так и го вори прямо. Он схватил лошадь под уздцы и строго приказал: — Слазь. Заглянул в торока, где чернели кожаные мешки, передразнил парня: — Козловать. На целый год, что ли? С таким запасом... Не сдержавшись, взмахнул кулаком и рявкнул: — Дурь из башки выбрось. Когда Ярманка мешковато свалился на землю, блеснула гладкая, точно лакиро ванная, кожа женского седла. Борлай изум ленно закинул голову, заливаясь безудерж,- ныл хохотом. Потом он долго плевался: — Мужик тоже! Мне, говорит, вторую бабу давай. Тьфу! Старший брат беспрерывно мотал голо- -
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2