Сибирские огни, 1934, № 3
что «в списках такого не значится». Встреч ные всадники, услышав незнакомое слово, делали большие глаза ,и отвечали вопросом: «А это кто такой? Начальник?». Тогда Фи липп Иванович подумал: «Что же удивите льного, если во всей области членов и кан дидатов партии четыреста восемнадцать чело век, а комсомольцев только триста сорок три человека. Алтайцев же среди них — единицы». Теперь, чтобы перевести разго вор, он снова опросил о комсомольце. Ко чевники переглянулись недоуменно. Заме тив это, Суртаев долго говорил о партии, о комсомоле. Едва он успел закончить бе седу, как Сапог внес предложение: — Можно выбрать в комсомольцы моего пастуха Аргачи Чоманова. Пусть он едет на курсы. Филипп Иванович непринужденно улыб нулся, но через минуту опросил сурово: — Отец .его богато жил? — До самой, смерти у меня в пастухах. Аргачи — в отца. Хороший пастух. Умнйца! Лучше его в комсомольцы не найдешь ни кого. Суртаев перевел взгляд на алтайцев. Сра зу заговорили все: — Расторопный парень. — Честный. Не потерял ми одной скоти ны. — Старательный. О скоте заботится, ров но о себе. Филипп Иванович напористо тряхнул головой. В глазах его блеснули смелые огоньки. «Попробую. Хотя родовые обычаи оп лели народ, точно арканы, и не малая сила нужна, чтобы разорвать их, — ,все-таки по пробую» — думал он. Ноги его с непривычки быстро отерпли. Он встал. — Ладно. Принимаю. Пусть приезжает в нижний конец долины... 5. Они проехали всю долину и подымались по узкому урочищу «Медведь не пройдет», стиснутому каменными громадами. Возле ручья, бурлившего посредине полянки, сто яло три аила. Рядом с первым — малень кая избенка, крытая землей, с крошечным оконышком без стекла, напоминающая де ревенскую баню по-черному. К с<гене был привален огромный чурбан, на котором icy- хоплечий алтаец в рваной шубенке, сбро шенной с правого плеча, и в овчинной шап ке без опушки и кисточки, острым плотни чьим топором вытесывал широкие листвен ничные доски и ставил на солнце. Услышав мягкий шорох шагов и усталое дыхание ло шадей, он вскинул сухощавое и морщинис тое лицо, лишенное бороды и усов. Взгля нув на; серые щеки и встретившись с мягким взглядом продолговатых глаз, Суртаев по думал, что этот человек многое пережил ю многое видел. «А сколько же ему лет? Не то тридцать пять, не то вое шестьдесят?» Чумар положил топор и, не .спеша повер нулся к гостям, привязывавшим лошадей к столбу. — Доски делал. Скадю придут люди. Пи сать надо, — об’яюнил он, когда путники подошли к избенке. — Как писать? — удивился Филипп Ива нович. — Бумаги нет, карандашей тоже нет. — Хозяин, говоря на родном языке, отворил двери в .избенку и достал корзинку с круг лыми и длинными углями. Смущенно улыба, ясь, он взял дощечку и написал на ней нес колько букв: — Вот как пишет! Лиственничный уголь не годится: твердый он, ломается. А этот уголь — талмновый, мягкий. Хороший уголь. В избенке, где было так же душно, как в простом хлеве, Чумар Камзаев проводил только оередину зимы, когда от мороза ко лолся камень. Он провел гостей в аил. — Ты не кочевал нынче? — спросил Бор лай. — Когда же я кочевать буду? Мне коче вать некогда. Народ учить надо, — тороп ко отозвался хозяин, угощая гостей аракой. Филипп Иванович медленно осматривал аил. Он нашел за стропилиной книжку, за саленную как старое голенище. Это был ис трепанный самоучитель русского языка, из данный в начале столетия. — Давно ты научился грамоте? — взгля нул на хозяина широко открытыми глаза ми. Чумар сел на баранью шкуру, легко по догнул коги под себя. Он говорил вяло, пе вучим тенором: — Давно. В Абае у русского мужика в. работниках жил, когда мне поп дал эту книжку. Крестить меня собирался. Которые буквы показал, которые нет. Веоной я по ехал овец пасти и — книжку с собой. В книжке нарисован конь и написано, что это конь. Я стал понимать. На камнях писал. Однажды вздумал я .написать «а камне сло во — аки . Две буквы только, а я писал два дня. Все не так выходило. Тяжело. Думать стал: «Грамота алтайцу не нужна совсем».
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2