Сибирские огни, 1934, № 3

...Сегодня он пришел ко мне ночью с шеститомником своих произведений. Пришел в тот час, когда на моем письменном столе лежал еще белый лист бумапи ic написанным заголовком очерка. Я перелистываю толстые книги бытописателя мужицкой «виноватой России». «...страна, в которую я «хал, носит наиме­ нование «Сибири». «...Страшна казалась мне эта темная, глу­ хая, бесконечная тайга... «...Сибирь обрисовалась как страна, в ко­ торой живет исключительно виноватая Рос­ сия...» Сорок пять лет тому назад сибирские ям­ щики лихо мчали писателя по «кольюан- ским, каинаким, ткжалинским и друлим ме­ стам Западной Сибири». «Однообразие дальней дорога и удручающее .впечатление пустынных, мало оживленных прост­ ранств» — не веселит Глеба Ивановича Успенского. ■«.Благообразного вида проез­ жие не встречаются на пути и только бро­ дяга — человек подозрительного вида — останавливает внимание и заставляет поду­ мать о чем-то непохожем на размышление о 'красотах природы». Он спешит «поскорее выбраться на белый свет», к «вокзалу». И в то же время его не оставляет мысль еще раз вернуться в Си­ бирь. Писателя томит тоска «о возможности когда-нибудь еще раз видеть «сибирскую жизнь». Глеб Иванович раскрывает дальше страни­ цы своих книг. Вот деревенские дневники: осенние ночи. Скука. Опять темные ночи осенние... «Было часов восемь темного августов­ ского вечера. Огни погасли. Тьма. Этот надвигающийся со всех сторон сон, горы, сна зарывают его, живого че­ ловека, в могилу, а если не в моги­ лу, то в какое-то такое место, где ниче­ го не видать, ничего ие слыхать и где надобно перестать думать, где нельзя думать, если бы и хотел». Страницы листаются дальше. Жуть. Бес­ просветность. Собственно, все это известно и может быть не стоило 'бы доставать на эту ночь с полки инипи. Я в них сегодня ищу другое, мне хочется в 238 страницах «Деревенского дневника» найти разговор о культуре, о книге, увидеть человека, сидя­ щего за книгой. Напрасная попытка. И в этом не виноват писатель. Не «было в деревне таких людей, потому что над деревней, над всей Рооаией висела темная ночь, в которую «нельзя да­ же думать, если бы и захотел». Я ставлю книги на полку. И когда послед­ ний том становится на свое место, вспомина­ ется разговор с колхозником Яксзом Судак из «Сибиряка». Мы сидим с ним в правле­ нии колхоза. Тут же рядом, за дверями — клуб. Пара балалаек ведет тихую мелодию новой песни. Ее разучивает молодежь. Ве­ чер. На ходиках четверть двенадцатого. В окно видна улица колхоза. Из белых саман­ ных домиков уютно падают на снег желтые полоски света. — Поздно ложитесь спать. Смотри, во всех избах огни. Судак удивленно посмотрел на меня. — Какое-поздно. Еще одиннадцать часов. Только-что ликпункт кончил занятие, а к тому же сегодня почта, газеты свежие при­ везли. У нас раньше часу никто не ложится. Ночь-то ведь теперь — год. Два раза уопе- ешь выспаться. Яков Судак подходит к стоящему в углу шкафу. За стеклянными дверками на полках аккуратно сложенные стопки книг. >— Надо взять книгу, — говорит Судак.— Я очень люблю читать. Придешь домой, ста­ вишь лампу около себя и читаешь с интере­ сом. — Какие книги ты читал? Судак захлопывает дверки шкафа. В ру­ ках у него «Твердой поступью» Ф. Панферо­ ва. — Что читал, спрашиваешь. Много. Чи­ тал Шолохова «Тихий Дон», Толстого Льва Николаевича, Горького, Гоголя, «Маленькая хозяйка большого дома» — вот только не помню, чье сочинение. Успенского читал. Этот все больше про деревню писал, про темноту российскую. Что еще? Вот теперь «Бруски» читаю. Всего не упомнишь. Мне поручили по плану проводить в клубе гром­ кие читки. Три вечера уже читали «Бруски». Я эту работу с любовью исполняю. ...Иван Чаплин из Ворошиловского колхо­ за внимательно слушал чтение «Поднятой целины». Этот декабрьский вечер принадле­ жал по культплану колхоза кружку худо­ жественного чтения. Он стал для колхозни­ ков первым в их жизни вечером коллектив­ ной читки книг. До этого книга читалась дома. А почему бы не вместе, чтобы можно было обсудить прочитанное? Собрались раз, — понравилось. Кружок громкой читки, на равных с агротехническими кружками, получил свое твердое место в календарном плане. Работа кружка началась с «Поднятой целины». Когда была прочитана последняя намеченная на этот вечер глава, Иван Чап­ лин попросил слово. — Правильно ли поступили колховники,