Сибирские огни, 1934, № 3

вскрикнула. Сон улетел вороном, предве­ щая недоброе. Приподняв голову, Яманай услышала мяг­ кие звуки, похожие то на свист певчих птиц, то на журчанье крошечного ручейка в лесу. Для нее это были не мертвые звуки. Прислу­ шавшись, она по легчайшим оттенкам поня­ ла мысли, вложенные искусным музыкантом в этот поток звуков. Вот полилась новая песня, воплощенная в нежнейшей музыке: Как палы верной горящие, Пылает любовью к тебе мое сердце. Как птица весной ищет гнездо, Тоскливо ищут тебя глаза мои. «Не унесла бы его сердитая река: не испу­ гался бы стариков», — подумала девушка. А безумолчные звуки вое наАойчивее зва­ ли в лес, где вот-вот зацветут лунные поля­ ны. Яманай бесшумно приподнялась- и попол­ зла к выходу. В ушах разливался всепогло­ щающий звон. Она не слышала ни раскатис­ того храпа отца, ни глухого покашливания матери. Удары сердца казались ей настоль­ ко гулкими, что никакой бубен не в силах звучать громче. И вдруг возникло леденящее раздумье: «Там наверно постель, согретая им, не остыла?». По распростертому на земле телу волнами прокатился мороз. Голова упала на застыв­ шие руки, протянутые к двери. А в аил врывалась новая песня: Золотым листом богато одевша­ яся — Не белая ли береза это? По крутым плечам волосы распус­ тившая — Не моя ли невеста это? Горькая улыбка тронула губы Яманай: «Невеста! А ты от кого приехал?» Что скажет магь, если она вое это слыша­ ла и узнала парня по голосу? Вдруг Ярман­ ка не осмелится сделать то, что он обещал не раз? Тогда Яманай будет самой несчаст­ ной в горах — опозоренной, позабытой и обреченной на вечную бездомность. И в ту же минуту в голове ее туго натя­ нутой струной прозвучало: «Прошлый раз он прямо сказа^л, что бро­ сит ту старую колодину и будет жить со иной...». Тогда свистящие ветры насмешек не испу­ гают ее. Яманай не боится медвежьего ряв­ канья отца и слезы матери не разжалобят ее. Она прислонится к мужу, как к ветвис­ тому дереву в грозу. У ней будет свой очаг, жаркий и не угасающий. Снова послышались волнующие звуки ко- моса. Яманай вскочила и метнулась из душ­ ного жилья, где кислый запах овчин смеши­ вался с горьким дымом. Позади ее с трес­ ком захлопнулась косая дверь, собранная из дранья. Яманай еще укоряла себя: «За­ чем я пошла, дура!» — а горы уже дыхнул».» на нее пьянящим ароматом хвойных лесов и буйных трав. ^Трепетный холодок приятно обдал сердце. Ярманка лежал на земле, прижавшись к корявой оболочке аила. Неподалеку от него мелькнула желтая шуба, отороченная пли­ сом, и малиновая шапка с голубой кистью. Он даже разглядел усыпанные медными бляшками ремнн, висевшие на боку, точно нагрудники на коне. На этих ремнях — ог­ ниво — кремень и кресало, заткнутые за тем- «о-красную опояску. Девушка повернулась к нему, и он увидел, как радостно блесну­ ли черные бисеринки глаз и сверкнули в улыбке крупные зубы. Обжигающая кровь разлилась под кожей его смуглого лица. Сн торопливо вскочил, выплюнул на руку стальной комос, похожий на тетеревиную дугу, вытер тончайший металлический язы­ чок. Сунул комос за пазул,. х1обежал за Яманай, скрывшейся за первыми листвеолй- цами. ★ Давно переломилась ночь. Ярманка и Яма­ най сидели под ветвистой лиственницей. Серебристые лучи, прорываясь сквозь гус­ тые ветки, освещали то бархатистые щ ’ки девушки с ярким румянцем, то легкие при­ поднятые брови, черные, как уголь, то бес­ прерывно улыбавшиеся губы и крупные жемчужные зубы. Ярманка говорил певучим голосом: — Когда-то в Алтайских горах плескалось два озера: первое называлось молодым пар­ нем, быстрым, как олень, и смелым, точ­ но орел; второе называлось девушкой, ли­ цо которой было светлее луны, глаза кра­ сивее каракольских оэер и губы алее июнь­ ских цветов. Парня насильно женили на многолетней тетке, овдовевшей в старости. Он ненавидел старуху. Сердце его и сердце девушки были связаны крепким арканом, который не перерубить, не перерезать. И никогда тот аркан не перегниет, не перет­ рется. Он крепче железа и долговечнее стали. Послушное эхо тихо повторяло за ним. Девушка с первых слов догадалась, что Ярманка в эту сказку многое внооит от с^бя, — и щеки ее запылали еще сильнее. — Были они одного сеока, — продолжал