Сибирские огни, 1934, № 3

матери окаменело, толкнула она свою дочь .за Анытпаса, отрезала мешечек с пупком и, --будто в насмешку, -сунула ей в руку, ска- -зав выспренно: — Это принесет т:бе счастье на всю омивнь. — Счастье! На огне бы сгорело оно. — Яманай тяжело вздохнула, углы рта ее по­ ползли вниз, губы обидчиво вспухли. Ей хотелось сейчас пойти к матери, бросить мешечек в ее колени и выплакать горе свое, говоря: — Лучше смерть, чем такое счастье. В памяти ее встали Ярманка, Анытпас и, «аконец, Сапог, заслонивший вое своей про­ тивной рожей, как туча заслоняет солнце. Ноги подломились, она хлопнулась на кро­ вать, уцепившись за занавеску. Ощупала полотно обреченным взлядом. Когда-то оно было белое, как снег» и чистое, точно небо. Теперь почернело, стало липким, напитав­ шись дымом, пылью, пеплом и запахами этих горьких дней. — И я стала вот такой же, — шептала она. — Запачкали... Измучили... Потому Яр­ манка и отвернулся от меня... Вдруг противный голос вломился в аил ,раньше человека: — Дома ли, моя красавица, глаза которой ‘светлее солнца? Яманай уткнулась лицом в подушку. — А-а, отдыхаешь. Вижу, вижу, — скри­ пел Сапог, перешагивая порог. — Я с но­ востью к тебе пришел. Слышишь? — пот­ ряс ее за плечо. — Анытпасу в ходатайстве отказано... Она обеими руками оттолкнулась от кро- ■вати. Убедившись, что старик не врет, взглянула на его с упреком, с ненавистью, облизала сухие губы. — Иди сюда, глухарочка. Теперь ты бу­ дешь моей женой... Вскинув руки к своему лицу, Яманай скрючила пальцы, готовая вцепиться в бо- лроду. — Будешь у меня вот такой, — развел руками, обнимая воздух. — Нальешься, как ягодка. Лицо женщины изломано гневом. От бы­ лого трепета перед «большим» человеком не осталось следа. Кинув в ненавистное ли­ цо кипучие слова: — Лучше медведю в пасть, чем в твои >руки, — она щучкой проскользнула мимо него, стукнула дверью, — и по светло’-зеле- ному лугу, засыпанному золотистыми оду­ ванчиками, замелькали ее ноги в тяжелых обутках. Тыдьгков, молодцевато выскочив за ней, ухмыльнулся: — Сама придешь. Мать не примет тебя. Голод заставит покориться мне. — И, на­ дувшись, как индюк, важно поплыл в огра­ ду. ...Мать, сидя возле своего аила, кроила кожу. Увидев дочь с заплаканным лицом, приготовилась к выслушиванию жалоб и упреков. Яманай молча влетела в жилье та, оттого ли что она споткнулась о порог или оттого, что силы покинули ее и подломились ноги, упала к очагу. — Ты опять дуришь? — не утерпела мать, вошедшая следом за ней. — Отец увидит — он из тебя выбьет глупые думы. Захлебываясь слезами, дочь чуть слышно вымолвила: — Засудили моего. Увезли. — Живи У большого человека. Жди, — обрубила мать плачь дочери. Яманай вскочила по-кошачьи быстро и, трясясь от злости на Сапога, на мать и на себя за то, что не ушла к Ярманке во-время, повторила навязчивые речи Сапога, а в от­ вет услышала неуверенный голос: — Все идет к тому, что ты будешь жить счастливо. И у нас будет достаток. Ты пой­ ми, что нельзя сопротивляться желаниям Большого человека... — И Яманай все по­ няла: мать говорила не то, что думала. Хо­ лодным взглядом дочь окинула низкорос­ лую старуху, задерживаясь на новой шапке с золотистой лентой поверх широкой опуш­ ки из выдры, на блестящей россыпи бус на груди и, забыв, что перед ней мать, спро­ сила вызывающе: — Это он тебе подарил? Недожидаясь ответа, выхватила из-за па­ зухи кожаный мешечек и бросила к ногам матери, крикнув с отчаянием: — Горе он принес мне, а не счастье. Мать, покраснев, сделала вид, что не* слышала наглого вопроса дочери, заохала: — Что ты? Что ты? Злой дух тебя заду­ шит без этого... Яманай почувствовала, что все окружаю­ щее чуждо ей,, не только люди, но и пред­ меты старались уколоть ее, ущипнуть, ост­ рым углом пырнуть в бок. Она озлобленно бросила матери,, будто чужой и ненавистной старухе: . — Кто может быть, злее Сапога? Сама злость добрее его. — И, пошатываясь, пош­ ла в лес. — Яманай, вернись! Вернись! — озабочен­ но крикнула мать.