Сибирские огни, 1934, № 3
Молча взглянул на жену. Она без слов «омяла его и поспешила утешить: — Зимой, наверно, сына рожу... . Муж улыбнулся ей одними глазами, — хотел молвить строго, но сорвавшийся го лос прозвучал увещевающе: — Чегедек сбрось, тогда сына понесешь... Она испуганно повернулась к нему ли цом, словно в аил ввалился медведь. — Да, так Суртаев 'Сказал, — подтвер дил Борлай. — Слушайся его во всем, так живо по дохнешь. — Она 'испугалась своего не ожиданно строптивого голоса, закрыла за пламеневшее лицо руками, напоминая себе, что жена всегда должна относиться к му жу с уважением и все желания его чыпол- нять безропотно. Пальцы ее вдруг стали мокрыми, к запястьям текли ручейки. Она всхлипывала: — Хочешь, чтобы все смеялись надо иной... Жалея ее, (Борлай тихо продолжал, буд то не настаивал, а советовал: — Из чегедека сошьешь себе платье, мне штаны... Хорошо? Потом, снова повысив голос, он прика- лал: — Кто бы ни пришел к нам — не вста вай. Все взрослые люди одинаковы: нет среди них ни больших, ни маленьких... ты поняла о чем я говорю?.. Размазав слезы но щекам, она посмотре ла на мужа недоумевающе, казалось, хо тела выяснить — яе лишился ли он ума. — Да, да, — тем же тоном продолжал Борлай. — Новое племя по своей дороге идет, все делает по-новому. 4. Лето было нередкость теплое, солнечное. До сентября, когда день убывает на целый аркан и жухнет хвоя на высоких листвен ницах, не было инея. Колосистый ячмень, вымахашший на жирной земле чуть не в рост человека, ощетинился, стал быстро желтеть. В это время его прихватил пер вый заморозок. Зерно было щуплое, блек лое. Утишка оставил себе самую малость, целыми днями ходил по аилам, нахвали вая: — Не очень ядрен, но вкусен. Мало ос талось, весь разобрали. Когда его начинали упрашивать, он как бы нехотя соглашался: — Ладно, тебе одному отпущу. Себе меньше оставлю, а тебе отпущу. Давай ба рана. Сиб. Огна. 7. Насыпая ячмень <в ведро, говорил: — Паси и моего барана, я после возь му. — А сам думал: «Так надежнее, сколько бы у него волк ни задрал — мой баран будет цел». К Борлаю зашел с упреком: — Почему, дружок, не приходишь ко мне? Ячмень для тебя отсыпан. — У меня нет барана, чтобы ячмень по купать у тебя, — в голосе его чувствовал ся холодок. Утишка залебезил: — Не надо с тебя барана. Дружку гяк ячменя дам... — Так дашь? — Борлай поднялся. — А с других за пригоршни ячменя — барана берешь. — Сами дают, — обидчиво возразил тот. — Так только купцы делали. Потому их, •собак, и прогнали... Они тоже квакали: «Паси моего теленка»... — Я соберу своих баранов. Сам стану пасти, — тбропливо перебил Утишка. — За такие дела из товарищества прого ним, — гремел Борлай. Через два дня Бакчибаев снова пришел к нему. — Слышал я, что весной землемер прие дет? — предложил трубку. — Приедет, — добродушно ответил То кушев, решив: «Буду чаще разговаривать с ним — на нашу дорогу повернет». — В Каракольскую долину время коче вать нам: надо там землю просить, — на стойчиво продолжал сосед, думая: «Здесь в дождливое да холодное лето ячмень не вызреет. Там теплее: ячмень уродится лучше». — Весной перекочуем. Землю товарище ство там получит. — Всем сообща? — Испугавшись, что неожиданно громкий и поспешный вопрос вызовет у Борлая подозрение об истинных намеренилк, Утишка поторопился переве сти разговор: — Пора на промысел. Скоро кураны из тайги пойдут. \ — Я поеду с братом. Ты хотел указать нам хорошее место, — напомнил Токушев. 5 Когда стали сохнуть травы, алтайцы пе рекочевали на зимние 4стойбища, в аилы, широко разбредавшиеся в нижнем конце долины. Туда летом не пускали ни лоша дей, ни коров — берегли траву к зиме. Борлай с’ездил в Агаш и там выменял на кедровые орехи два пуда ячменя. Для
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2