Сибирские огни, 1934, № 2
Васильич закурил папиросу и в сладкой ис томе сомкнул рыжие ресницы. В лавке на двери пробренчал колоколь чик. Кто-(то поднимался по лестнице в дом. — Но, насилу дошли, Татьяна Макаров на! — пожаловался Кривовых. — Ставь тут пальму. Осип Васильич дома? Привел ему сокола. — Проходите. Дома. Отдыхает. Грашка, .живо самовар. — Татьяна Макаровна вер нулась .к мужу. Шилькичин не пошел от дверей. Он свер нул уютно наги и сед ка пол у порога. Длинные волосы рассыпались т о старень кому кожану, по щеке текла грязная кап ля. Кривовых трисел « а стул и вытирался рукавом дубленой рубахи. — Ося... Ося!.. Туигус пришел. — Тунгус! С Иванам? Нашел, значит. — Калмаков широким шагом опередил же ну. — Где нашел, Иван Емельяныч? Здорово, друг! — Дорова , — ответил Шилькичин, ке винимая изо рта трубки. — До Чадобца огонял. Собирался отва лить дальше. Задержало половодье, слава боту. Сходил бы яе-пошто! — Иван был доволен удачей. — Пришлось бы тогда не за што тебе, Осип Васильич, миня убла готворять за ходьбу. Топерь и мне-ка не стыдно брать заслуженное и тебе не жал ко платить. Калмаков подал Кривовых полтора цел ковых серебром, щелкнул пуговкой кошель ка и погрузил его в карман. Он считал, что заплатил щедро и что посыльному следует уйти тег-ерь. Однако, Кривовых '"идел <и ждал еще чего-то. Осип Васильич подошел к тунгусу и с деланным весельем позвал его с собой. — Пойдем, друг, другой чум. Говорка оо-олйшой делать будем. Экой говорка, — Калмаков, смеясь, раскинул вширь руки и подцепил под руку тунгуса. Шилькичин на носках прошел в указан ную комнату. Калмаков закрыл двери. Кри вовых, зажав в кулак заработок, тихо спу стился с крыльца. — Кури!.. — Калмаков разорвал свежую пачку табаку. — Садись тут, тут... Где х о чешь. ' Шилькичин присел на краешек стула. На оветлой охре остался след его мокрых ■подошв, «Зачем русский позвал его? Надо крепко думать, х орош о мерять, что станет пы тать?» — Шилькичин для спокойствия за курил и стал смотреть через окна на з а речную тайгу, иа широкую реку. Он вспом нил, что слышал в этом году крик кукуш ки с запада, и успокоился. Кукушка толко вала ему не плохо. Только плохо, что о; не умеет всего говорить по-русски. Рус ских слышит, а сам сказать, что надо, не все может». — Тайгу ходишь, да хороший люди ищешь, — приспосабливался Калмаков, — Худой человек близко, да его даром не на до. Я тебя ши-ибко искал, Сидор З ах а рович. — Пошто тибе я надо. Другой тунгус узли плохой? Тунгус один люди. — Тебя, тебя мне надо. Тебя искал, да говорка хорошей нашел. Туг радо. — Кал маков прижал ладонь к сердцу. — Теперь другу все-ее сказывать буду. В тайге жи вет тунгус, в тайге ему покруту делать на до. Зачем напрасно деревню ходить? Олекъ гонять, себя. Майко. — Майко-оо! — согласился Шилькичин. — Вот. Я шибко глядел да шибко думал. Долго головка свой ломал. Теперь-таки на шел, как тунгусу делать лучше. Пока Калмаков закуривал, Шилькичин с любопытством глядел на него и думал над его словами, как над свежим, прерванным следом. — Я, друг, хочу свой лавка тащить из деревни на Катангу. Там локручать всех тунгусов. Таку Осип думу держал. Пусть тунгус Ооипа другом зкают и всеJ одну до рогу к нему в лавку держат. Когда думал, да пришел за покрутой. Близко. Корм олен- чикам есть. Чумом иди к лавке. Гостюй, да даром. Х орош о Осип думал? — Ладно, ладно. Лавка тайга самой ме ра. В скуластом лице заиграла резвая р а дость. Вспомнилась опять кукушка-шаман. Шилькичин запросто набивает потуже труб ку, садится поглубже на стул и свертывает на «ем, как в чуме, йога. Его больше не давит большая комната, окна; не пугает этот большой человек, даже не страшна плотко (Закрытая дверь. Ему хочется слу шать Калмакова, чтобы первому унести в кочевья весть, о которой и не помышляла тайга. В тайге — лавка, хлеб, товары... — Дале ч-ево, друк? — Дальше? — смеется Калмаков. — Дальше надо делать дорогу, чтобы таскать конем в лавку товар. Дорогу надо делать прямо, сухо чтоб было, болото бросать. Ты знаешь, ь;ак прямо ходить « а Катангу?
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2