Сибирские огни, 1934, № 2
ти, вязавшие его 'сегодняшнюю жизнь с плотью земли, оказались разорванными. «Эрмий пил залпом и смотрел на тапершу. Подкрашенная полная женщина. — Так это и есть это! (речь идет о предмете первых его любовных мечтаний! Н. Н.). г— Ему х о телось уйти. Мир вокруг'был иррационален, он не мог войти в 'координаты его точного мозга-победителя; но ему было жаль сде ланных ■усилий». ч Эрмий на .протяжении всей повести отте няет своей фигурой образ советского пи лота Андрея Бронева, нарисованного, одна ко, бледнее. Эрмий гибнет в захудалом го родке Демоке, гибнет, катая « а «Варнемюн- де» толстую тапершу, .гибнет нелепой ди кой смертью, весьма смахивающей на само убийство. И было бы напрасны'м занятием искать причины его смерти в отдельны-х деталях трагического полета. Смерть его была неизбежна и закономерна, как пос ледний яркий штрих рисунка пустоты. Жизнь, человека тогда становится чело веческой, когда труд превращается в твор чество, когда человек как творец, а не как раб « полуголодный наймит включается я историческую практику победившего клас са. Эрмии гибнут, ибо не способны уйти от капиталистического рабства, ловко приукра шенного в отдельных случаях бумажными цветочками славы. А в жизнь приходят н о вые ее хозяева, проникнутые сознанием сво ей .принадлежности к пролетариату, люди, которые несут в себе творческую силу сво его класса, веру в его .неизменную победу. В. Итин не сумел показать этих людей с той выразительностью и рельефностью, с которой дан образ Эрмия. Но В. Итин в по вести «Высокий путь» понял, как художник, качество нового хозяина жизни. Мы про цитируем сейчас рассказ борт-механика Елтышева из этой повести о том, как он, Елтышев, учился летать по воздуху, с тем чтобы позже еще вернуться к это?» цита те, «А давно уж я присматривался к одно му фарману, — рассказывает Елтышев. — Смирная такая машина. Летать давно х о телось. Только офицерье, простите, подобра лось у нас хуже, чем в царской. Работаешь, подойдет полковник Шехогё, начальник наш, ткнет са.погом легонько: «А ну-ка, скажет, смажь, Иван, касторкой». Э, да что вспо минать лихое время! Славам, я надумал. Стояли мы тогда на Тоболе, близ позиций. Выбрал я день .пояснее, к вечеру. Завел мотор. Никто не подошел, полагают, что пробую. Сел за рули. Сколько раз видел, как и что, а никак не могу успокоиться. Прибав ляю газ по одному зубцу, и вдруг, чувствую,— сдвинулся. Эх, думаю, все равно, — дал сра зу полный. Катился я много лишнего и уж не знаю, как взял на себя рычаг. Лечу. Прямо лечу, боюсь- пошевелиться; но ви жу, что лечу правильно, на фронт. Через полчаса все кончится, и буду я в другом лагере... на-те, мол, дарю Республике са молет». «Учеба» Елтышева чрезвычайно характер на для эпохи гражданской войны. Тысячи лучших пролетариев почти точно так же учились командовать армиями и восстанав ливать разрушенные мосты, всей своей прак тикой подтверждая правоту В. И. Ленина, который писал, что «эксплоатируемые креп нут, мужают, растут, учатся, скидывают с себя «ветхого Адама» наемного рабства по мере того, как растет сопротивление их врагов-эксплоататоров. Победа будет на стороне экспло атируемых, ибо за гих — жизнь, сила числа, сила массы, сила неис черпаемых источников 'всего самоотвержен ного, идейного, честного, рвущегося вперед, просыпающегося к строительству нового, всего гигантского запаса энергии и талант* ливости так называемого «проетонародия»— рабочих и крестьян. За ними победа» (Ле нин, соч. т. XXII, стр. 157). К сожалению, как я уже говорил, Елты шев в книге В. Итина — всего лишь эпи зодическая ' фигура, зарисованная очень бегло. Это тем более странно, что люди типа Елтышева сильные, смелые, находчи вые и талантливые, самой своей сущностью' в наибольшей степени отвечают идее борь бы с природой во имя общечеловеческого- счастья, идее, ' двигающей все творчество Вивиана Итина вперед. Анализ пройденного творческого пути еще не дает нам возмож ности с исчерпывающей точностью устано вить причины этой странности. Однако, дальнейшая работа писателя в области очер ка, .рисующего советскую Арктику и ее о с воение, внесет большую, ясность в этот во-/ прос о синтезе, если угодно, творческой лич ности и творческой идеи победившего клас са, от успешного разрешения которого бу дет зависеть весь дальнейший путь писате ля. 4. Мы идем, оглядываясь на свое настоящее, и видим путь ясно, как на карте. Мы знаем, куда, ит ти. («Выход к морю») «Вокруг расстилается свободное темнозе- леное море. Прекрасное море! «Я люблю его потому, что оно требует знания, отваги и опыта». / Как далеко это лаконичное признание В. Итина от прежних шумных деклараций солнечно-грезового (порядка. Карское море, о котором идетречь в приведенных строках, могло бы послужить неисчерпаемым резер вуаром для романтических реминисценций из области средневековых ушкуйнических походов и плаваний «большим морем-окия- ном на урочище на Югорский Шар... а от Югорского шару Нярзомским морем через Карскую губу», где «резвого ходу до устья Мутныя реки день и ночь». Н о писатель теперь с мудрой иронической улыбкой проходит мимо тех «возможно стей», которые «а первых этапах -творческо го пути показались бы ему столь соблазни тельными и неизменно повели бы к эстет ским перезарядкам материала. В повести «Каая-Кэрэдэ» Кунь-Корган сво ими шаманскими камланиями заплатил, по- видимому, последнюю дань старым «боже ствам» поэта. И вот мы видим, что в новой книге В. Итина «Выход к морю» даже столь ромаптичеок'ая фигура, как некий Левка Пле- хан, взятый в свое время к .р ассп ро су б ояг
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2