Сибирские огни, 1934, № 2
/ сг.ва , достаточно вспомнить, что, может быть, ни на каком другом участке творче ской жизни пролетариата так ярко не про ступала динамика процесса «подчинения р а зуму мировой энергии», для того, чтобы понять приход автора, создавшего в свое время образ Риэля, к авиационной темати ке. . ■ Вот любопытные в этом отношении от рывки из беседы летчиков в повести «Каан- Кэрэдэ»: «—-Честное слово: так облететь кругом света — (проще нашей карусели... Через несколько лет 'мы превратимся в каких-то вагоновожатых! На нас наде нут шинели с красными кантами и медны ми пуговицами!.. Ну, — сказал Эрмий, —■тогда мы можем несколько переменить /профессию! Я надеюсь, мне еще придется управлять вме-. сто 'международного лимузина межпланет ной ракетой... Ты знаешь, что проекты Год дарда и Оберта близки к осуществле нию?». Более близким оказалось то время, ког да герои пролетарского пилотажа с москов ского аэродрома проникли в стратосферу. Успех этого величайшего предприятия был подготовлен в значительной мере исклю чительными по темпам завоеваниями с о ветской авиации. Будни советской авиации сами .по себе, в меру громаднейших достижений и успехов наших пилотов и авиостроителей,. являют ся, да и в восстановительный период уже являлись, крупным творческим праздником. И чтобы подчеркнуть именно эту сторону их сущности, чтобы отчетливее выпятить перед читателем размах движения вперед, ”В. Итин, со свойственной ему, склонностью к большим масштабам в охвате материа ла, начал разработку своей новой темы, упершись одной стороной ее в азиатское средневековье и еаставив агитационный са молет Осоавиахима опуститься в глуши ди кого Алтая, где аэроплан был принят за •сказочную птицу «Каан-Кэрэдэ». Прием контраста, знакомый нам по «От крытию Риэля», получил здесь качествен но новое наполнение. Там действительность стушевывалась интенсивными мечтаниями, здесь юна проступала более рельефно и вы пукло под экзотический полубред- дикого шамана Кунь-Коргэна. Неверно было бы приписывать это прев ращение чисто формальному действию ли тературного приема, примененному во вто ром случае с большей удачей, нежели в первом. Дело тут заключалось в творческом обогащении индивидуальности художника, пришедшего в тесное соприкосновение с жизнью великой социалистической страны. Писатель включился в творческую прак тику победившего пролетариата,'развернув шего небывалую в истории всего человече ства борьбу за построение коммунистическо го общества. Писатель видел, как настоящие живые люди, обитающие на земле, а не на 1сказочных планетах, расчищали разноликий мусор истории, чтоб .воздвигнуть в стране, недавно еще славившейся черным идиотиз мом, нищетой и, ленью, грандиознейшие тех нические сооружения, равных которым не знает капиталистический мир. Повесть «Каан-Кэрэдэ» построена иа с о поставлении героев рекордсменского пилота жа, совершающих кругосветный перелет, с героями авиационных будней, ведущими агитационную работу на самолете Осоавиа- жима по глухим сибирским углам. Два .род ных брата встречаются в горном Алтае. Один —- пилот с мировым именем, во время революции переселившийся за границу,”дру гой — скромный работник Осоавиахима. Для первого Алтай — «последнее пре пятствие на пуни триумфальной прогулки», для второто — участок повседневной люби мой работы среди людей, многие из кото рых впервые в жизни увидят аэроплан. У Эрмия Бронева жизнь —• цепь .праздников, побед и удач, у Андрея Бронева она развер тывается совсем в ином плане. Приведем один из маленьких, но характерных эпизо дов этой жизни: «Аэроплан быстро и тяжело остановился на размякшей земле. «Такой полет имеет- много общего с шахтерской работой, —- сказал Бронев, —• только не надо нагибаться. «Он -соскочил, пробежал по елани, вер нулся. Сапоги его были мокры и блестящи. Лепестки цветов были на них. «—• Сознаюсь: здесь мое искусство не при чем. Просто повезло: тут пень, там пень...» Наблюдая в глухом углу алтайских гор круговые полеты Андрея Бронева, подни мавшего в -воздух туземцев — новоявлен ных членов Осовиахима, Эрмий, в конце- концов, восклицает: ...<г— Летать по трущобам, рисковать жизнью, с тем чтобы поднять в воздух му жиков, 'баб и вот таких, как 1они... Это- это можно только в России». Этой репликой европейский рекордсмен, по сути дела, отвечает на приглашение бра та вернуться и работать в России. Эрмий, понимавший, что хозяева в -Ев ропе рано или поздно оденут на него ши нель с красными кантами и медными пугови цами, здесь изменяет своей прозорливости и не может, а вернее просто не хочет понять того, что скромная работа Андрея и есть подлинно творческая работа, чего никак не льзя сказать об его собственных « т р и у м фальных прогулках» на прекрасной машине, nocj?e которых у него остаются лишь смут ные воспоминания «о китайских толпах, о полисмэнах-индусах, о б удивительных ко стюмах китайских артистов, о разноцветных шелках»... Несмогря-на весь блеск и пышность жиз ни Эрмия, несмотря на то, что в Берлине у него есть жена и горячо любимый ребенок, человек этот несет в себе губительную пу стоту. И если позволено будет говорить о рисунке пустоты, то В. Ити-в блестяще дал его в образе Эрмия. Именно в таком плане нужно воспринять и «откровение шамана, заглянувшего при помощи ведовской своей практики в бу дущее Эрмия и сделавшего пилоту мно гозначительное предупреждение: «бойся сво ей души, Каан-Кэрэдэ!».. Эрмий по пути в Берлин попадает в свой родной город Де5Гск. Нити прошлого, ни
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2