Сибирские огни, 1934, № 2

трансы молодого поэта рождали черные пес­ симистические 'краски. Дух — словно океан огромный, Чем ниже в глубь его уйдешь, Тем чудищ все странней изломы, — Где локь, где правда — не поймешь. («Дух, словно океан, огромный», стр. 28). В небе, как .на восковой поверхности, от­ давлены все мерзости земли. Поэт доста­ точно честен, чтобы, в 'конечном счете, ска- ать себе, что от них никуда не уйдешь. Инерция безнадежности неоднократно отпе- ■атляетея в ранних стихах поэта, но .песси­ мизм здесь превращается в положительное качество, •— если и таинственные сферы 'ир­ реальности не способны оградить мятуще- j ося ‘странника от земных мерзостей, рано или поздно должна будет возникнуть мысль о необходимости борьбы с этими мерзостя­ ми, что и определит путь В. Итина к про ­ летариату по тропе не самой, конечно, ров- лой и не самой короткой. «Открытие Риэля», • последовавшее зт только-что цитированными стихами, приме­ чательно, в такой именно связи, прежде всего тем, что художник уже понял тщет­ ность призрачного ухода от жизни и п о ­ ставил вопрос о преобразовании мира. Иное дело — насколько ошибочно Итин представ­ лял себе средства преобразования. Об этих ошибках я уже достаточно говорил. На данном этапе .развития В. Итина з а ­ стала революция. Наступили годы, когда было не до 'Стихов. Рукопись «Риэля», к о ­ торую Макоим Горький намеревался напе­ чатать в своем журнале «Летопись», к на­ борщикам попасть не успела. «В цепи стрелков, в степи оледенелой Мы целились меж ненавистных глаз...» («Наступление», стр. 32). В 1920 г. В. Итин вступает в коммунисти­ ческую партию. Вчерашний мечтатель — се­ годня вридзавгубюстом в Красноярске. В 922 г. в КаИоке Итин выпускает в свет «Открытие Риэля» под титулом «Страна Гонпури». К этому же времени относятся его стихи, напечатанные :в журнале «Си­ мбирские огни»: победил моря, во мне остались бури, Я овладел огнем — огонь горит во мне...» j»n,f K («Nomo sapiens », стр. 45). Огонь этот увы — оказался старым огнем. Достаточно познакомиться с первым же стихотворением того периода из цикла «Заповедей», чтобы убедиться, что поэт, как былинный богатырь, стоит на раопутьи с единственной мыслью — во что бы то ни сталс* сохранить некое индивидуалисти­ ческое своеобразие. «Увидеть все воды и земли, рабочим, , бродягой свободным. Сжечь тело солнцем тропик и сибирской зимой. Стать бандитом, рабом, героем —• кем угодно, — \И навсегда' остаться самим собой». («Любить хаос горящих миров», стр. 49). Здесь уже—жизнь. Поэт спустился на зем­ лю. Он готов стать рабочим, бродягой, да­ же бандитом. Беспринципность, кокетливо -выпяченная поэтом вперед, лишь подчерки­ вает радость возвращения. Но земной путь поэта будет не легким. Котомка мечтателя, туго набитая «солнечными грезами», «хао>- сами горящих миров» и прочими идеали­ стическими побрякушками, долго будет бол­ таться за спиной поэтического странника» мешая ему найти верную дорогу. Солнце — огненное знамя, ночь, как рок,, победы злые, мы — не люди, — духи вью­ ги, — таково большинство эпитетов и сравнений этого периода. В голосе поэта; назойливым, неприятным дискантом звучат- заоблачные отголоски прежнего отношении к миру. Не случайно в интонационных окрасках! поэзии В. Итина мы улавливаем в .это вре­ мя ту же двойственность. Это, с однойг стороны, влияние А. Блока периода «Две­ надцати» («Караульный, что ли, дремлет,., время ль хочет перестать?») и, с другой — В. Маяковского («Я приказываю: во что бы то ни стало перепрыгните через себя!»). Пресловутая интеллигентская раздвоен­ ность, — желание «навсегда остаться самим собой», на ряду с лийованием по поводу' безвозвратного расставания с прошлым, — является основным содержанием всего твор­ чества В. Итина в течение первых лет ре­ волюции. Сама революция, гражданская война —• события грандиознейшей социаль­ ной значимости — отодвигаются на втором план и зачастую служат лишь средством дли* наиболее резкого и острого развертывания все того же конфликта раздвоенности. Я люблю борьбу и чем трудней, тем боль- ше- И, борьбу звериную любя, Словно плечи, жаждущие ноши, Научился побеждать себя. Здесь борьба труднее революций, В главном штабе разума, 'когда С темной кровью мысли бьются — Враг незримый режет провода. Террор ясен и убить так просто. В наших душах нам нужней Чека — Пулей Маузера, в подвалах мозга, Пригвоздить ревущие века. Жаждой радости и дрожью горя Беззаветно полня чрево бытия. Нужно пальцы чувствовать на горле Своего второго ,я». («Я люблю борьбу», стр. 87}. Пальцы — на горле. Пальцы давят, душаг второе «я», но оно чрезмерно живуче, оно» вырывается, моментами торжествует, чтобыг тут же скова очутиться в тисках. В этой борьбе, за всем многообразием поэтических: ее вариаций, выпукло и отчетливо просту­ пает тема большого социального масштаба* тема «молодого человека XX столетия». В противовес своему сверстнику прошло­ го столетия молодой человек нашей эпо­ хи, вышедший из кругов мелкой буржуа ­ зии, зачастую успевший к началу Октябрь­ ской революции окончить университет, на­ ходит, при желании, конечно, великолепное- пр'именение 'своим , способностям и силам. Старый мир разбит, все ненавистные онгдаьс сброшены, — торопись вступить в ряды строителей нового мира, и перед тобой развертываются невиданные дотоле творче­ ские возможности. Молодой человек не медлит, но, в полную* противоположность пролетарской молодежи,