Сибирские огни, 1934, № 1
либо, обнаружил многие недостатки и про рехи в хозяйстве коммуны. И в то же вре мя заметил ярче вое хорошее и радостное, что пришло в новую деревню. Приглядываясь ко многому, он присталь нее вгляделся и в Василия. Пылание этого немножко сумбурного и шумного мужи ка, его «апористая жажда быть хорошим общественником, его старания браться за трудное дело и доводить его до конца — все это и прежде будило внимание Николая Петровича, но теперь, когда Василий еам смутился своего прошлого и почел его преградой для вступления в партию, теперь Оглоблин заинтересовал Николая Петрови ча как никогда. Тракторист стал прислуши ваться к тому, как расценивали другие ком мунары поступок Василия, стал сам заво дить об этом разговор кой с кем из поло жительных и исправных (общественников. Разные люди по-разному относились к са мооценке Василия. Люди, считавшие себя э прошлом выше и лучше «балахонцев», ук лончиво и скользко твердили: — Значит, сам он себя так понимает, что недостое1»... Ну, в этом разе ему самому виднее... Но Балахня бралась за это дело страст но. — Это чо он, язви его, придумывает! — ■бушевала она. — У его всего одна какая- нибудь промашка эвон когды была, а он теперь припомнил!.. Дурит он! Ему бы наплевать, нахаркать каждому, кто попре ки в старом делать станет, да т все!.. — И попреки-то все сволочи делают. Ра зи хороший, человек будет старое воро шить?! Артем, разговорившись с Николаем Пет ровичем о Василии, даже рассердился: — Я ему, Ваське, за мудрованье его шею намылю! Право!.. Что он казанской сиротой прикидывается!? — Он не прикидывается, — возразил тракторист, — ему это так самому кажет ся. Считает он, значит, партию делом боль шой важности... — Против этого не спорю. Верно, пар тия, она штука великая. Да он что же на каждую удочку зацепляется. Ему седгои один какой хлюст корявое слово скажет, -он и скиснет. Не-ет! Это не фасон. В этом правильности ни порошинки нету!.. Бурля и негодуя, Артем пообещался крепко поговорить с Василием. Тракторист подоспел к этому разговору я был свидетелем ссоры дв>х приятелей. Василий был спокоен и настойчив. Артем кипятился и наскакивал на «.его. — Ты чего угодничка из себя строишь? Живым на небо хошь прыгнуть?! — Я по совести... — Значит, считаешь себя неоправданным? На всю жизнь из-за кулацкого мешка хле ба замаранным признаешь себя? Беспокойство мелькнуло в глазах у Васи лия. ,» — Сказал ты! У меня такого мненья не ту... — Ага! — торжествовал Артем. — Мненья такого нету, а в партею, в больше- вицкую, опасаешься поступать! Это как же надо понимать? — Я не для себя опасаюсь... — понемно гу теряя почву под ногами, настаивал еще на своем Василий. — Я, чтобы тени на пар тею не было положено... Придет какой другой да и разоряться станет: мол, в партее в вашей народ нечистый треплется... — Фу-у!— негодовал Артем, слегка сбива ясь с верной позиции. — Заладил ты, Васи лей, одно... Упрямство в тебе... Николай Петрович оглядел обоих спор щиков и весело усмехнулся. — Ты свою промашку, Оглоблин, давно уже с себя счистил! Сам знаешь, нет таких преступлений, которые бы хорошим пове дением нельзя было счистить с себя. А у тебя и преступления-то почитай никакого не было, а так, ошибка... Слабая улыбка тронула губы Василия: — Кояешяо... Да ведь я о чем, Николай Петрович? Я о том, чтоб не болтали да не, страмили партею... Деревенские люди — они какие? Они ко всему худому придира ются, а на хорошее у «их зенки закрыты. — Партия — рабочая, трудящихся, — поучал Николай Петрович, сам прислуши ваясь к своим словам. — Тут первый закон какой? — если приносишь настоящую и полную пользу классу, социализму, то дос тоин. А на всякое другое — плюй с высо кой точки! — Вот, вот это самое! —> обрадовался Артем. — Это самое я тебе и говорю, Ва силей! Класс! Понятно тебе, чудак?! Слово класс видимо смущало и тревожи ло Василия. Какой-то особенный, не совсем понятный смысл вкладывался в это слово, и смысл этот к чему-то обязывал, чего-то требовал. — Понятно... — неуверенно 'Откликнулся он. — Ну, вот! Плюй с самой высшей точки!
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2