Сибирские огни, 1934, № 1
ным на сухостойном дереве. Пашка был обезображен. Пашку, — видно было, — долго мучили перед смертью. У Пашки на обнаженной груди была вырезана пятико нечная звезда. Начальник отряда с горя выругался: — Румыны проклятые! Это они вместе с карателями!.. Сволочи! — Сволочи!.. — закипело во Власе. — Какого парня замучили!.. Не одного Пашку и не один этот случай припомнил Влас, опаленный словами Нгки- пелова. Вся многомесячная таежная парти занская страда быстро промелькнула в его воспоминаниях, все муки, все тяготы и ли шения походной жи?ни, все издевательства и зверства врага. Но почему-то ярче и неотвязней всего выросло в памяти изуро дованное тело Пашки, обнаженная грудь его, и на «ей кровавая звезда... — Я помню! — возбужденно сказал он, отрываясь от воспоминаний, и Некипелоз вздрогнул, когда услышал в его голосе не примиримую злобу. — Я, брат, все помню! Тяжелая, гнетущая забота легла на Неки- пелова. Украдкой оглядев Власа, он неуве ренно заметил: — В те поры нам, Влас Егорыч, туго, ох, как туго жить довелось. Ёот и об’являлись люди, юои порушенную жизнь нашу прини мались нам налаживать... — Нам?! — вскипел Влас. — Это еще надо сосчитать, кому какую жизнь хотели налаживать. Может, тебе это на-руку было, а мне,' скажем, нет. — А ты чем хуже или, к примеру, лучше меня, Влас Егорыч? Мы из одного дерева, из одной колоды вытесаны. Я да ты — оба хреет;ьяне. Землей живем. Стало быть в одних мыслях ходим. Власа уязвило. Он нахмурил брови и опустил глаза. — Как бы не так! — возразил он. — Име ется отличка. У тебя, может, мысли в одну сторону, а у меня — в другую! Ты вот эвон каким хозяином жил да не тужил, а я горб свой гнул весь век!.. Конечно, тебя прище мило, ты и нивесть что говоришь. — А. тебя не прищемило? — прищурился Некипелов. — Меня?! — Влас слегка смутился. — Меня тронули не с того, с другого боку. Не по нраву мне стало уравнение. Что, скажу для примеру, с Васькой балахонским меня на одну меру мерять стали... Ну, про тив колхозов я отпорен был. Не принимаю покеда что... — Ну одним словом, коротко говоря — прищемили тебя, — ухватился Некипелов но потянувшись к Власу. ,— Раззор тебе произвели, от семьи заставили уйти... — Я сам ушел. Сам! — Это все едино. Через душу твою пе реплюнули, ты >и ушел. Это все едино, что заставили, что совесть твоя тебя с места окаянного тронула... Все едино!.. И нечего тебе за нонешние порядки держаться да нонешним правителям в ножки кланяться.. Православный ты, богобоязненный человек, русский, одним словом, а на поводу мо жешь оказаться у всякого нехристя. И еже ли тебе по-совести... — Что ты мне все совестью да совестью в глаза тычешь? — вскипел Влас, которого этот бесконечный разговор уже тяготил. — Если по-совести говорить, так я от таких слов, какие ты мне загибаешь, давно от плеваться должен бы был, а то и того ху же... — Та-ак!? — Некипелов оперся волосаты ми кулаками в стол и слегка приподнялся, словно всплыл над ним. — Та-ак! Может, доносить станешь?! Влас покраснел, глаза его заблистали. Он вспомнил свой недавний разговор с Феклиным, и .ему даже " показалось, что пред ним сидит именно Феклин, злой, вз’я- рениый и чем-то отталкивающий от себя, а не .старый земляк и сосед Никанор Сте паныч. — Может, доносить хочешь? —- повторил Некипелов. — Доноси! Предавай! За трид цать серебренников... Как Июда Христа! Беги... — Оставь, Никанор Степаныч, — ото двигаясь от стола, от Некрпелова, брез гливо сказал Влас. — Оставь. Твоей судьбе судьей я не стану. Ну, не пара я тебе. Этс| попомни... Проща-й! Некипелов сжал губы и опустил, поту пил глаза. Влас быстро шагнул к дощатой двери, толкнул ее и вышел. На улице он шумао вздохнул в себя све жий воздух. Глава седьмая 1. Марья долго не могла взять в толк, по какой причине и для чего в коммуне стали делить людей, как ей казалось, на разные сорта. Собрание бедноты, на котором она сама не была и о котором по деревне пол зли самые невероятные и нелепые сведения, растревожило и смутило ее. Но не одна Марья была встревожена «
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2