Сибирские огни, 1934, № 1
Сотии, быть .может тысячи их побрели г.о тайге и казался им путь их равным, безо пасным, нетрудным. Но вошли они в сердце тайги и вкуоили ее горечь. Вошли они ту да — и отгородили их приземистые сосны, косматые лиственницы, островерхие ели и всякая поросль, спутанная и перепутанная меж ними, — от мира, от жизни.... Сначала их было много... А сколько осталось?»... Такое изображение гибели колчаковцев было безусловно односторонним, а показ де ревни, ее отношения к белым — просто не- ■ правильным. Писатель 'своевременно понял это и в других нроизведенийх о граждан ской войне показал уже более разносторон не все те причины, которые обусловили ги бель и разложение армий (интервентов и «верховного правителя», дал образы парти зан и городских коммунистов, руководив ших партизанским движением, наораязляв- 1 ших в пролетарское русло крестьянскую стихию. Уже в «Болезни» мы видим, как в глухой- Варнацк врывается ветер новой жизни, ве тер революции. «А навстречу.... -сверху, в зверином лесном беспоряке двигались красные партизаны. На них. клочьями, обрывками висела изношен ная, плохо греющая одежда. На щеках, на •«осах у них коричневыми пятнами лежали морозные поцелуи — до крови, до мяса. Их красные знамена-значки потрепались, исполоокались под -пургами, под хиусэми, под морозом. Их красные знамена с просве чивающими ранами гнулись под вьюгами, гнулись, но ползли, ползли вперед». $ Пока что партизаны показаны не конкрет но, 'массой, как абстрактный символ нового. Но в других произведениях писатель более пристально вглядывается в живых людей партизанской массы, и перед нами проходят яркие образы: 'мальчик Кешка, партизанка Парунька, командир партизанского отряда Коврижкин, Горелов, городские ' коммуни сты — Савелий Чермак, Андрей, Наташа. В повести «Цветы на снегу» руководящее значение города в партизанском движении показано со всей определенностью. Вначале партизанские главари-мужики уверены, что можно обойтись и без помощи города. « — Мы без городу обойдемся! — говори ли главари. — (Нас э®он какая сила!.. — Мы за хрестьянское! За свою правду... Пущай городские сами о себе хлопочут, а мы сами о себе»... Гольдберг убедительно показывает, что при таком Сношении к городу, без связи с 'ним, партизанское движение было как бы «без головы». И 'когда партизанами обсуж дался какой-нибудь план боевых действий, то получался разнобой, разброд: «Но по-таежаюму, по-деревенскому обык новению было тут так: сколько голов, столь ко умов. Один предлагает одно, другой дру гое. Каждый нес свое, споря с другими, не соглашаясь с соседом. И бывало, что у кост ров вспыхивал гомонливый, яростный спор, похожий на деревенскую сходку, и такой же бестолковый, как на сборне». Наиболее ярким, художественно убеди тельным из партизанских образов следует признать Паруньку из рассказа «Бабья пе чаль». Героизм деревенской женщины, ради об щего партизанского дела отдавшейся чеку, трагедия ее показаны Гольдбергом с боль шой художественной силой. Из партизанских образов Гольдберга это самый яркий, живой, запоминающийся. Другие образы партизан даны или слишком скупо, .не развернуто (на пример, Горелов в «Бабьей печали», товарищ Герасим в рассказе «Человек с ружьем») или схематично и лубочно, как например, коман дир партизанского отряда Коврижкин («Гроб- подполковника Недочетова»). Вот какой олеографией, сказочным чудо- богатырем показан командир Коврижкин: «Ведь в стороне, за хребтами, совсем близ ко —• невидимый, нежданный, неведомый командир Коврижкин об’явился. Красный бант у него на груди. Красные ленточки на спех (?) горят на шинелишках, ка полу шубках, на бекешах его бойцов. ...Вот он какой. С Лены он, со щек камен ных, где кулемы рубят- на медведя, где плашки на бедку ставят, где на неоглядных просторах тайги ямы на сохатого хитро уст раивают. Вот он какой: в глазах чернеют дальние, исканные, таежные предки-тунгусы (и ску лы чуть-чуть врозь, разошлись углами)»... Говоря в целом о произведениях Гольд берга, посвященных гражданской войне, сле дует признать, что образы белых удались- писателю лучше, чем образы партизан. АмсР- ралыные, разложившиеся белогвардейцы по казаны писателем не внешне, а изнутри со- всеми их чувствами, переживаниями, мечта ми. Здесь следует коротко упомянуть о за ушательской, несправедливой, вредной кри тике, которой подверг гольдберговские про изведения И. Тверской, рецензируя книгу «Тайга в огне»1. Вот к каким выводам при ходит Тверской, разбирая рассказы Гольд берга о гражданской войне: «Реакционность дтой книги не внушает ни каких сомнений. Перед нами книга, написан ная с классово враждебных позиций... Огонь, который пытался И. Гольдберг зажечь в своей книге, — это чужой огонь. Его поту шили рабочие и крестьяне Сибири, когда они разбили Колчака и изгнали 'чехо-слова- ков». Не будем останавливаться «а методах кри тики, в'ернеее, — «критического самосуда» И. Тверского. Об этом писалось в свое вре мя в «Литгазете» и на страницах «Сибирских огней» (№ 9-10 за 1932 г.). Скажем только, что такая оценка произведений Гольдберга у Тверского ничем не была, да и не могла' быть обоснована. Ибо, несмотря на отдель ные ошибки (неправильный показ отношения деревни к белым в ряде рассказов, распро странение «закона тайги» на социальную- тематику, нотки гуманизма в рассказе «Пя тый четверг», где поручик жалеет больше вика и вместо него выдает на расстрел уго ловного и др.) и художественные недочеты (анекдотичность сюжетов в некоторых рас сказах, схематизм партизанских образов, и т. д.), — несмотря ма все это, цикл рас сказов Гольдберга о гражданской войне яв- 1 И. Тверской «Чужой огонь»— «ЛОКАФ». № 6 за 1932 г.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2