Сибирские огни, 1934, № 1

— А коли заставят, Егорыч? А коли при- щужденье выйдет? — Ни в жисть!.. 6 . Как только никоноровское хозяйство пош­ ло в общественный колхозный фонд и еще до того, как пришли и забрали дом и высе­ лили семью куда-то на Балахню, сам Ника­ нор незаметно скрылся из села. Устинья Гавриловна на приставанья сосе­ дей и сельсоветчиков, пришедших разыски­ вать Никанора, пламсиво, но упорно отвеча­ ла: — А хто ж его знат? Ничего не сказал, ну ровнешеньки ничего! Ушел куды-то не- анаемо! — Сбежал, стало быть? — К чему ж ему в бегах быть? — обижа­ лась Устинья Гавриловна, отводя взгляд в сторону. — Кабы он в чем виноватый, а то... Никаноровский дом взяли под общежи­ тие. В большой чистой горнице устроили красный уголок. Запестрили стены плаката­ ми, картинками, лозунгами. На обширный обеденный стол набросали в (беспорядке книжек и газет. Широко раскрыли двери, над которыми повесили самодельную вывес­ ку. И двор, по которому еще недавно впере­ валку, хозяйственно и гордо прохажива­ лась Устинья Гавриловна, зарокотал, зазве­ нел ребячьим гомоном и криком. В дом, в жилую половину его, вселили самых захудалых, самых грязных балахнин- ских обитателей. И самые захудалые, самые грязные балхнинцы расположились в иика- норовских горницах как у себя дома, словно были они век тут 'хозяевами. Устинья Гавриловна, пришиблеяяая и раз­ давленная свалившеюся на нее бедою, приш­ ла к Власу: — Влас Егорыч, неужто на них никакой управы нету? А, Влас Егерыч? Влас молчал. И старуха заплакала, заголо­ сила. И слезы ее были обильны, безудерж­ ны, по-бабьи бесконечны, как по покойнику. — Разорили! Батюшки светы! по миру пустили!.. Ну все, ну все, как есть, отняли, окаянные!.. Пеструшку доморощенную, ко­ ровку родную угнали, за Пеструшку сердце у меня, родные мои, пуще 'всего болит!.. Из дому выгнали да вшивых и сопливых туда насадили!.. Все добро, все добро!.. Ну как же теперь быть? Влас Егорыч, научи! Как же быть? Влас исподлобья взглянул на Устинью Гавриловну и сжал кулаки: — От меня какая тебе, Устинья Гаврилов­ на, наука? Я тебе не советчик, не помощ­ ник. Меня самого скоро вытряхнут из мое­ го добра! Пристают, чтоб я, как все, как общество!.. А я не хочу! Не жалаю я итт* в этот их троюпроклятый колхоз! — Силком гонют! — всхлипнула жена Власа. — Не знай, как и быть! — Уйду! — зло сказал Влас. — Куды гла­ за глядят уйду. Жена заплакала, и, глядя на нее и вспом­ нив и о своем горе, вновь залилась слезамя и Устинья Гавриловна. — Я кровь проливал за землю за свою, ва хозяйство! — пылал Влас, не обращая внимания на слезы женщин. — Я только- только на ноги становиться зачал, а тут конец всему... — Истинное светопреставление... — сквозь слезы оживилась Устинья Гавриловна. — Правду намеднись батюшка сказывал: дей­ ствует, мол, грит, каиновы дети! От каино­ ва семени!.. Сказывал, терпеть надо. Бог грит, терпел да и нам велел... А как терь- петь-то? Силов »ету! Моченьки н:е стало! От этакого добра, как у нас-то было, раз­ ве успокоишься сердцем? Как подумаю, как подумаю, так скрозь слезами исхожусь!.. Каиново оемя! Лодыри, пьяницы и воры! Им отдай все, а они прогулеванят, пропьют! Все прахом пойдет!.. Все, все. Влас Его­ рыч!.. 7 , , Городской уполномоченный три дня про­ водил собрание за собранием. Три дня Влас и еще некоторые крестьяне озлобленно » напористо противились вступлению в кол­ хоз, шумели, спорили до хрипоты. — Силком гоните! Пошто »е по добро­ вольному согласию?! — Незаконно! Нет нашего жаланья! Пу­ щай которые жалающие, ну они записываю­ тся, а мы подождем!.. Городской уполномоченный хитро улы­ бался и ворошил бумажки, разбросанные перед ним на столе: — Ежели сказано, что сплошная коллекти­ визация, так нужно обществу подчиняться. Тут всем миром за колхоз мужики встают, а вас десять, скажем, хозяйств, и артачитесь вы зря!.. Какое постановление большинства, так и будет. И обязаны подчиниться!.. Ну, одним словом, кончено, товарищи, с этим делом! — Кончено! Кончено!.. В эти три дня, когда окончательно выре- шалась судьба деревни, Влас осунулся, по­