Сибирские огни, 1934, № 1

Потом все затихло. Но Василий лежал, затаив дыханье, в своей засаде до самого рассвета. Не спал, боялся пошевелиться. Смог только, содрав рукав рубах», перевя зать наспех и неумело смоченную липкою кровью рану. Озяб и в ознобе стискивал челюсти, а зубы отстукивали неуемную, мучительную дрожь. Когда стало ободневать, Василий немно го выждал и, наконец, вылез из своего убе жища. Он пришел домой окровавленный, изне могая и падая. Вера, встревоженная его от сутствием, выскочила ему навстречу, увиде ла обнаженную по локоть и окровавлен ную руку и голосисто закричала'. Ее крик поднял других. Вокруг Василия быстро соб ралась толпа испуганных, озабоченных коммунаров. Его стали расспрашивать, оха ли, ругались, соболезновали. Но мертвенно- бледное лицо «го и странный, необычный, прищур глаз заставили опомниться всех, и его бережно уложили в постель и стали налаживать ловчей и опрятней повязку. И только немного погодя, отдохнув и придя в себя, Василий 'рассказал, что с ним случилось. — Вот тебе я подметное письмо, — до гадливо вскрикнул Артем. — Ой, и сволочи же, ребята! В конце-концов попортили-та- юи мужика! Днем приехал фельдшер, обмыл рану, перевязал ее по-настоящему и сурово зая вил: — Требуется в больницу везти. Как бы зараженья ре приключилось. — И Василия под плач и причитанья Веры увезли в участковую больницу. Зайцев отстукивал пальцем по столу, су рово высчитывая, сколько промахов и оши бок допустили Степан Петрович, завхоз и другие партийцы: — Значит, — шумел он, — недогляд у нас, мимо смотрим, а не в самый настоя щий центр. Проглядели врагов под самым носом. Поджоги — одно. С мостом — вто рое. Теперь Оглоблина подстрелили. Куда так дальше пойдет? Куда? Степан Петрович и другие сердито мол чали. Было в крике Зайцева много справед ливого, и нечего, по их ..мнению, теперь на поминать о том, что каждому понятно. — Этак если зевать дальше, так кулак и контрреволюционер прямо живьем прогло тит. Нет бдительности. Уши развесили. Об Оглоблине прямое предупреждение было, если бы проследить да посторожить, так и мужика сберегли бы, да и преступников, может быть, накрыли. Ведь за ним следи ли. Вот! А нам бы напротив них свою раз ведку. — Оплошали... Да и ведосужно... — На все должно времени хватать, — сердито (поучал Зайцев. — Стало быть, нехватает, — хмуро возра зил кто-то. — Это как же? — вскипел Зайцев. — Как же это 'у большевика, у коммуниста может нехватать времени на неотложное? Такого и быть не должно. Это называется оппортунизм! Правый оппортунизм! За это из партии на двух щепках выкидывают... — Что ж, выкидывай, коли права у тебя, товарищ Зайцев, имеются на это. — Это который сказал? — Оыстро обер нулся к говорившему секретарь. — Кото рый? — Да все я же... — Протопопов! Бузишь! Замечаю я тебя. Протопопов, без дисциплины ты. Протопопов, худой сорокалетний кресть янин, со впалыми щеками и маленькими серыми глазками, которые сейчас сверкали у него возбужденно .и сердито, протолкал ся поближе к Зайцеву: — Ты меня замечаешь, это верно. Да и и не прячусь. Я как понимаю, так и гово рю. Малому обучен, значит, по единствен ному рассудку собственному рассуждение имею. Тимофей Лундин, новоприбывший из района рабочий, которого временно прист роили почему-то в правлении, сверкнул ве село зубами: — Эх, товарищек, неправильно ты сер дишься! Ведь тебе правильно сказано. Че- то же ты кипишь? Выкидывают из партии за проступки и там всякие уклоны. А преж де всего, глядя по человеку, на путь насто ящий стараются наставить. Вот вроде те бя... Конечно, оцлошка это, как я погляжу, что товарища не смогли уберечь. Хотя по портили его и незначительно .и оправится он, но все-таки неладно: живого работника из строю вывели на какое-то время. Зайцев прислушался к словам Лундина, посмотрел на него, потом на Протопопова и ничего не сказал. Л у н д и н ,сунул руку в карман и достал пачку папирос. Закуривая и щурясь от дыма, он уже без улыбки до бавил: — Конечно, недогляд. Оглоблин что рас сказывал? А то, что слышал он знакомый голос, но признать его не мог. Знакомый голос во время нападения! Это о чем гово