Сибирские огни, 1933, № 9-10

школьной доске, но и быстрыми выкладка- ми на счетах. Практическую выгоду седов- ской учебы поняли и приняли чернушанцы. — На его-то бы месте и я бы за счеты взялся, с мокроноеиком на одну скамейку сел. Выгодность! На што уж Автом Пе- жин — пень-пнем, а как купцовать стал, бывало, ночи напролет просиживал, деньги считаючи. Завлекательное дело — барыш! Дмитрий начал высчитывать, сколько же потеряет артель, пропустив сбор кедровых орехов и два месяца пушного промысла, Но в избу к нему вошел, ступая по-кошачьи мягко, почти бесшумно, Егор Егорыч. Се- дов отодвинул счеты. - г А я к тебе, перед собраньем пошу- маркать. Хоть ты меня к активу не причи- сляешь, но это дело твое, и я не злоб- ствую. — Рыклин поздоровался с Седо- вым. — Не злобствую, хотя, коне'шно, и обидно маленько... — Егор Егорыч тихонь- ко переступал с ноги на ногу. — Садись! — В голосе Дмитрия он по- чувствовал всегдашнюю неприязнь. Но, не смущаясь, подобрал полы зипуна и удобно уселся на лавку. Помолчали. — Никак я помешал тебе, прости уж, но я к тебе не с худом. — Лицо Егора Егоры- ча было загадочно. Лысина празднично си- яла; а темная и мягкая шишка на ней похо- дила на крупную перезревшую малину, го- товую вот-вот отпасть. — Не с худом Митрий Митрич, слушай- ка суда. — Он ближе подвинулся к Седову и вполголоса заговорил. — Хлеб гибнет — знаю. Помогать арте- ли мужик не пойдет — тоже знаю. Вот от- руби мне голову по самые плгчи. Я его каждого на три аршина в землю со всеми потрохами чувствоваю. Перво-наперво—кед- ровать. Второе — каждый жаждовает в тайгу на промысел. Мож;т бабенков каких и наскребете што-нешто. Но на бабенках далеко не ускачешь. Баба она и баба — одно ей званье... — А ты што же советовался с ими, али как? — теряя ровность в голосе, спросил Дмитрий. И, как всегда во время волненья,' под тонкой кожей на скулах у него запг- рекатывались желваки. — Или может уж обежал? — Митрий Митрич! Ми-трий Ми-и-трич!— голос Рыклина взлетел так высоко, словно его ожгли кнутом. — Ну, как с тобой пос- ле этого!.. — совсем тихо закончил Егор Егорыч, оскорбленно махнул рукой и по- ник лысою головою. Оба долго молчали. — Коли так, то я, видно, пойду. — Он> поднялся и нахлобучил шапку. Ну что ж, Егор Егорыч, держаться за полу я не стану, дело твое... — Дмитрий подвинул счеты и возобновил прерванное занятие. Но пальцы его дрожали от сдер- живаемого волненья. Рыклин сделался точно еще ниже и су- тулей, когда медленно шел к порогу. — А может обрадуешь всештави? Может быть посоветуешь? — Дмитрий чувствовал, правоту его слов. Больше того, он был уве- рен, что Егор Егорыч знает выход из по- ложения, но просить его о помощи не мог. Поэтому последние слов он бросил ему с явной издевкой. Егор Егорыч быстро повернулся. Озлоб- ленно сорвал с головы шапку и бросил ее в угол. — Не тебе бы, Митьша, смеяться и не мне бы твой, смех слушать. Но, как я дру- гих членов жалеючи и как во всех делах тонкий сихологист, усматривающий всякое дело в корень, не могу я не открыть полез- ности моего совета. — Егор Егорыч снова сел рядом с Дмитрием. - г -Народ наш тебе известный. Сатана, а не народ! Каждый норовит мякишем к себе, за грош девку соблазнить, на пятак целковый купить, а ты об помощи в хлебной уборке, когда один час, распроединственный часочек,, в промысловое время охотника — год про- кармливает... По должности своей ты дол- жен быть диалехтик, как им был мировой- учитель пролетарской борьбы, дорогой наш Владимир Ильич товарищ Ленин. — А ты всештаки бы покороче, если мож- но, Егор Егорыч. — Да уж куда еще короче, Митрий Мит- рич... Я, можно сказать, и так начистоту, по- сорочьи, не кривляясь, впрямики, через лес и горы. Но ты имей терпенье к умному сло- ву, а человека с пути истинного не сбивай.— Егор Егорыч строго посмотрел на Дмитрия и снова начал издалека: — Не пойдет мужик, хлеб уйдет под снег,, артели и государству убыток, как ты дума- ешь? — Седов слушал молча. — Я думаю, грешным своим умишком, за это и в районе по головке кого следоваит не погладят. «Вредительство, скажут, товарищ Седов! Нерадивость, скажут, товарищ Се- дов!» — Ну, вот што, Егор Егорыч, ты мне тень на ясный день не наводи. И сердца моего горячего калеными иголками не ты- кай. Ежели можешь оказаться в полезности—