Сибирские огни, 1933, № 9-10

Но и вошел Селифон молча, и ел молча. — Ты уж круг его теперь на копытцах. — сказала бабка, когда Селифон вышел с лам- пою в сени обдирать козла. — Будет теперь бахвалиться, что он у б ш трех козлов, а Сзлифон одного козлишка,— ворчал он, распяливая мягкую шкуру для просушки. Возможная похвальба Акинфа охотникам деревни не давала покоя Селифону. — Ежели на рассвете дерну, то к вечер- ней заре и присмотреться, и пострелять по- спеть можно. Конечно, поспею! Ожидавшей его Фроське Селифон прика- зал собрать его дня на три в тайгу. Взял тулуп и, чтоб не проспать, отправился на крышу сарая. Еще во время ужина женщин распирало жзлание рассказать Селифону деревенские новости, но он был так хмур, что они не решились. Проснулся, когда в осеннем небе только еще начинали бледнеть частые звезды. Отдохнувший Мухортка, звонко екая селе- зенкой, вскоре вынес его за спящую дерев- ню. • Егор Егорыч сокрушенно качал головой. — А все жадность наша, Самсон Сенофон- тыч... Уж я ли не говорил тебе... Самоха лежал, стиснув зубы. — Ну, раз увез; ну, два увез — обделано было чисто, с умом. Конешно, устоять труд- но, понимаю. Главное, што греха никакого. Это не то, што у домохозяина — потом об литое. И не только ничье оно, как говорит Автом. Нет! Не ничье, а наше! Наше кров- ное! На чьи купилки машины куплены? С ко- го кровь пьют? Но только надо было воеш- таки остановиться. — Е-гор Е-го-рыч! — Самоха укоризненно смотрел на Рыклина. — Крест ты на вороту носишь али, может, уже снять успел... — На бледном лице его, от сдержанного гнева, выступили красные пятна. — Не до разговоров мне тзперь. С часу на час жду я обхода всей деревни под двор. Не дураки же они. Кинуться искать рането- го. Ну что тогда? Пах мне до самой мошон- ки простегнуло. Куда тогда мзня? — Русая борода его вздрагивала на подушке, а басо- витый голос сломался, сник до бабьего всхлипа. — Брошу я ЕЗС ! Брошу к дьяволовой ма- тери! Больно. Пах простегнуло!.. Тюрьмы испугался. Тяни теперь за собой всех сле- дом... Уйду к большевикам! Вот провалить- ся мне, уйду! По крайней мере, хоть один за одного стоят. По крайней мере, хот» хребтюк крепше. В восемнадцатом в волос- ти есаул Горбунов четырнадцать партиза- нишков под крутояром расстреливал. Мы со сватом смотреть бегали. Стоят, как свечечка теплятся. Ни один, што-исть, слезы не уро- нил. А тут! Не пойман, не уличен, что тог- да?.. Куда мне теперь? — Егор Егорыч пре- зрительно плюнул и забегал по горнице. — Вам и с печки упасть, и задйицы не отшибить. И думай за вас, за всех, и делай, выходит, в одни руки... — Не ругаться, Егор Егорыч, покликал я тебя, сам знаеш^. Узелок мой теперь завя- зан. Мне все едино — обреченно махнул ру- кою Самоха. Егор Егорыч подскочил к постели и горя- чо зашептал: — Сегодня ночью же штоб духу твоего здесь не было. Уезжай в белки, в промыс- ловую избушку. И живи, не думаючи ни о* чем, поправляйся. Домашним накажи — уе- хал, мол, еще вчера в белки — новое ста- новище готовить и там на промысел останет- ся... В остальном же — на себя труд возь- му... Понимаешь? Самоха смотрел ему, не отрываясь, в гла- за. — Ты уж меня прости, Самсон Сенофон- тыч, пойду я. У самого, у меня, горе — не перелезешь. Доченька моя, Фенюшка, в жа- ру мечется, третий день пищи до себя не допущает... — Лицо Егора Егорыча вмиг из- менилось, словно сдунуло с него холодную суровость. На глаза выкатились две мутные слезы, но он не стыдится их и не смахнул, только медленно повернулся к окну. Квадрат ная голова его словно вошла в плечи. * Поздно вечером, в субботу, усталый и пропыленный, вернулся с поля Дмитрий Се- дов. Деревня курилась крепкими банными запа- хами. С берега Черновой, от линии бань, несся веселый гогот купающихся в ледяной воде после многократного распару на горя- чих банйых полках. | Бабка Фетиеовна тоже ждала сына и сно- ху. Но Дмитрий проехал мимо своей избы, в сельсовет. Дедке Мемнону приказал со- брать сельсоветский актив. Сам сел и начал писать. Писал долго, не отрываясь,' сбочив голову, навалившись грудью на стол. Перо плохо подчинялось огрубелым в работе пальцам. Дмитрий злился, несколько раз пе- речеркивал написанные слова и снова писал От непривычного напряжения и взволнован-