Сибирские огни, 1933, № 7-8

Сумрачная тень пробегает по лицу мо- лодого человека. Он вспоминает, что ско- ро его жене тоже придется лежать в этом доме , '— осталось каких-нибудь две-три не- дели. . Крик усиливается, повторяется... страш- ный звериный крик, от которого хочется зарыться во что-нибудь головой! Нервно дернув плечом, молодой человек ускоряет шаги. Он уже больше не на- свистывает, стэк болтается как веревка. Он вспоминает — утром жена сказала, что ее томит тяжелое предчувствие... ей кажется, что роды будут трудные... что, может быть, она умрет... — Пустяки! — ответил он, торопясь на службу. — Все женщины рожают... и ни- чего тут особенного нет... Но ведь она будет вот так же кричать, корчиться от боли... — Пустяки! — успокаивает он себя. — Обычный для женщин физиологический акт. Говорят, болезненный. Но что же де- лать, если уж так устроено самой приро- дой? Хлопнув себя стэком по ноге, он напра- вляется в Деловой клуб — поиграть там в шахматы, почитать свежие газеты и вы- пить бутылку пива. Но, встретив в клубе знакомого врача, неожиданно для себя огорашивает его вопросом: — Скажите, роды — очень тяжелая шту- ка? — Смотря какие... А что? Жена собира- ется родить? ~ Да. — Первый раз? — Первый. — Ну, с непривычки тяжеловато пока- • жется. — добродушно посмеивается чрач. И переводит разговор на другие темы. Но молодой человек упрямо спрашива- ет: — Скажите, а разные ненормальности при родах часто бывают? Доктор смеется: — Да что вы, в самом деле... Лекцию вам читать, что ли? успокойтесь, пожа- луйста. Все женщины рожают, и ничего тут особенного нет. Пошлите жену в жен- скую консультацию, хотя, вероятно, она там уже была. — Конечно, была. Ее там успокоили, ска- зали, что все в порядке. — Ну, в порядке, так в порядке... — Мне все-таки хотелось бы знать... Ка- ков, например, процент неблагоприятных исходов... Потом — бывают, говорят, раз- рывы промежности или что то в этом ро- де... и вообще сколько времени вся эта история длится и насколько она тяжела... Доктор потягивает пиво и удивленно по- смеивается: — Вот чудак! Ну и чудак же вы,» пра- во! Зачем вам это знать? Если будет ка- кой-нибудь неблагоприятный момент, гине- колог найдет вьГход, а ваше дело — ждать и не рыпаться. Но если уж вам не тер- пится — почитайте курс акушерства и женских болезней Шридера, например,_ от- личное руководство, солидный автор. Воз- можно, что эта книга есть и здесь в клуб- ной библиотеке. Молодой человек идет в комнату биб- лиотеки, проглядывает карточки каталога. Шридера нет. И вообще ничего по аку- шерству и женским болезням нет. Да и на кой чорт этим медицинским книгам быть в библиотеке Делового клуба! Газеты читаются рассеянно. Играть в шахматы что-то не хочется. Молодой человек вяло идет домой. Перед тем, как лечь спать (жена лег- ла раньше), он молча подходит к жени- ной постели, поднимает знакомую нежно- матовую руку и целует. Потом наклоня- ется и бережно целует жену — сквозь тонкую сорочку — в грудь, в высокий упругий живот. Женщина удивлена, к такой ласке она не привыкла. Она ерошит его кудрявую голову и с грустной улыбкой говорит: — Я тебя утром напугала... Но ты не тре- вожься. Все женщины рожают, и ничего тут особенного нет. V. В толстовской «Анне Карениной» есть замечательная сцена родов.' Рожает Кити, жена Константина Левина, рожает долго и мучительно, но она мучается физически, а Левин — морально. «Прислонившись головой к притолоке, он стоял в соседней комнате и слышал чей-то никогда не слыханный им визг, рев, и он знал, что это кричало то, что было прежде Кити. Уже ребенка он давно не желал. Он теперь ненавидел этого ребен- ка. Он даже не желал теперь ее жизни. Он желал только прекращения этих ужасных страданий. — Доктор! что ж это? Что ж это? Боже мой! —• сказал он, хватая за руку вошед- шего доктора. — Кончается, — сказал доктор. И лицо доктора было так серьезно, когда он .го- ворил это, что Левин понял «кончается» в смысле — умирает. Не помня себя, он вбежал в спальню. Лица Кити не было. На том месте, где оно было прежде, было что-то страшное и по виду напряжения и по звуку, выходившему оттуда. Он припал' головой к дереву кро- вати, чувствуя, что сердце его разрыва- ется. Ужасный крик не умолкал, он сде- лался еще ужасн.ее и, как бы дойдя до последнего предела ужаса, вдруг затих. Левин не верил своему слуху, но нельзя было сомневаться: крик затих, и слыша- лась тихая суетня, шелест и торопливые дыхания, и ее прерывающийся, живой и нежный, &частливый голос тихо произнес: «кончено». Он поднял голову. Бессильно опустив ру- ки на одеяло, необычно прекрасная и ти- хая, она безмолвно смотрела на него и хотела и не могла улыбнуться. И вдруг, из того таинственного и ужас- ного, нездешнего мира, в котором он жил эти двадцать два часа. Левин мгновенно почувствовал себя перенесенным в преж- ний обычный мир, но сияющий теперь та- ким новым светом счастья, что он не пе- ренес его. Натянутые струны все сорва-