Сибирские огни, 1933, № 5-6

рации. Чудесно! Вы, товарищ Урлапов? — В глазах Шестакова искрилась та же бодрость, но бессонные ночи все же легли на припухшие мешками веки. Он нервно посмотрел на часы: — Хорошо бы загасить свет... В темноте ето голос окреп. — Итак, товарищи, я на минутку к вам, для того, чтобы сообщить, что очень скоро по Си- бирской магистрали начнется движение чеш- ских частей. А у вас до сих пор дружина ;не организована. — (Романа Слюдкина исполком угнал в Манчжурию, — оправдывался Урлапов. — Да, — согласился Шестаков, —• исполком у вас понимает, в чем дело. Но разве, кроме Слюдкина, никто не может?.. Надо во что бы то ни стало отвлечь внимание советов от Си- бирской магистрали я всячески ослаблять со- неты. ... Расходились поздно. Шестаков и отец Алексей уехали в Антаево кружной дорогой, Кондрат и Кундюмов верхами — на заимки. Епанчинцев долго стоял в темноте, разгова- ривая сам с собою. В густой сини чернели за- боки, кругом стояла настороженная тишина... ГЛАВА VII. В то время, когда проходил первый Черно 1 винский волостной с'езд советов рабочих, кре- стьянских, солдатских и киргизских депутатов, на станцию Рубцовка пришел усталый «Максим Горький». Стрелочники отцепили от поезда 4 теплушки и одну платформу с завьюженными плугами, боронами, бричками. Поезд ушел дальше. На станции, окружив сутулого челове- ка, осталась кучка людей. Ветер леденил теп- лушки и платформу и не трогал только одного сутулого человека, чье смуглое решительное лицо бледнело в кругу людей, одетых в заса- ленные поддевки и куцые городские тулупы. Они стояли и смотрели на вьюжную, скрытую поземками степь: казалось, в ней не было при- юта и не было жизни. На станции все спало. Спал и начальник ря- дом со своей беременной женой. Почувствовав, как в ее утробе порывисто толкает в бока ре- бенок, начальник проснулся, и, недовольный, встал к ночнику. На столе около постели ле- жали много раз согнутые путевые документы: Станция отправления: Сортировоч- ная С.-Петербург. (Слово .С.-Петербург" зачеркнуто и четко написано—„Петро- град'). Станция назначения: Рубцовка, Ал- тайской ж. д- Клиент: Петроградская коммуна. Ко- миссар группы Николай Ефимович Гав- рилов. — Варяги, — прошипел начальник станции, садясь ,на урыльник, — ов... в... о-о... лочи... А в то время, когда антаевские мужики лази ли с пуртами и вехами по талым снегам своих полей, с поселка Оловянишниково, что стоял чуть в стороне от стаиции, в безбрежную степь, выехали четырнадцать подвод. Их вел тог же сутулый, с глубокими прорезями на щеках, че- ловек. Впереди чернели проталины, впереди была Коростелевская степь. Люди смотрели на ее яркие весенние отливы. Они знали, что в Коростелях /хозяйничают молоканы и знали, что ожидает их, но они несли с собою бесстра- шие и дерзость. . Мужики провожали коммунаров, пока пос- ледняя черточка обозов не исчезла в степи. — Кумыния... летна боль... — Поперлась. Ишь, как ее ожидали, стерву! —• Тама молоканы им покажут... На третий день пути обоз остановился на небольшой заимке. Люди долго стояли у во- зов смотрели на безводную степь, кругом было безлюдно и только вдали, у отар шленки, ска- кали верховые. Первым из Черновинской волости о петро- градских коммунарах узнал Николай Чердан- цев. Весть эта ожгла его. Он сразу же запряг свою патлатую кобылу и поскакал в Коросте- левскую степь. Чем ближе под'езжад он, тем увереннее становились слухи о коммуне. — Смелые черти. Все мастеровые. Мастерску открыли! Пашут. Черданцев долго плутал ;по дорогам, но все- таки нашел коммуну. Коммунары действите^- но пахали. Их заимка, чистая и скромная, бы- ла полна детским смехом и 'жизнью. У Чердан- цева закружилась голова: поплыл под ним пурт, степь пропала, пропали хищные ястребы и ветреный разлив пространств, — он видел од- ну только заимку, слышал детский смех, пере- звон которого любил неуемно, как и полевые цветы. — >0, ребяты!.. О, сучье племя! — шептал Черданцев. Голова его горела и в глазах стояли слезы. Николай Черданцев ' когда-то был рабочим Та- гильского завода. 'Однажды железный брус переломил Черданцеву ногу. Охромев, он ушел на Алтай в белки, но не вынес ,их холодного уныния и навсегда осел в Николаевке. Соскочив с пурта, Черданцев отпряг кобылу и потащил к полосе: — Подпряги! Подпряги ее в плуг! — закри- чал он. — Полдесятины сразу отхватит. Черданцев пробыл в коммуне весь день. Борода его, что выросла на вершок и даль- ше не шла, забилась землей, очки запылились,