Сибирские огни, 1933, № 5-6

В апреле 33 года я оказался яа Шексне, при- токе Верхней Волги. Я попал туда по мандату Наркомзема СССР. Задача состояла в том, что- бы изучить (множество животноводческих кол- хозов и провести там пропагандистскую ра- боту. Так я оказался, включенный в бригаду пи- сучих людей, в роли агитатора за колхоз, за высокий удой советской коровы, за плотный трудодень, за классовую чистоту колхоза, — за прекрасное будущее. Была волжская весна. Был дождь со снегом. Нервически скрипели гуси. Весь мокрый, я спрыгнул с плота как-раз против фермы .«Вояга». Здесь произошла моя первая — впервые за время существования со- ветской власти'— деловая встреча с колхозом. На берегу у своей хаты молодой черноборо- дый старичок пилил одноручной милой дрова. — Здравствуй, отец. Он приставил пилу к ноге, как (солдат ружье, и весело по-военному отрапортовал: — Здрасьть! — Пусти, отец, погреться и переночевать. —• Не пущу. Тебе у меня будет тесно: у ме- ня вся советская власть на фатере: председа- тель, член совета, -счетовод. Ну, ислопсш у ме- ня, конечно, что нет, то нет. — Гм... — Я тебе дам ха-арошую фатеру. Она одна живет. Она — это оказалась одинокая старушка, мать председателя правления колхоза, Вера Чугунова. На стенах в чистеньком домике с высокими окнами висели: «Вид града Иеруса- лима .с южной стороны», Иоанн Кронштадтский и семейная фотография купца Шишилова. От старушки Веры я узнал, что: — Сын у меня непутевый, ему тошно ладом жить на белом свете. Он был шофером в горо- де, а вот теперь в партию записался уж с двад- цатого года, а тут в предсеДателишках таска- ется. Старушка со вздохом поставила на стол крынку холодного молока. — Да недолго теперь уж ему маяться. — Почему? — Так... почему. Скоро посадят. — Как — посадят? — А так... Раз в председателишки полез — посадят. Значит и посадят. Я о'сведомился насчет ее возраста. — Семь- десят. — Тогда я уразумел (бабушкину точку а рения на роль и участь председателей прав- лений колхозов. — А как у вас ферма работает? — Ничего. Помолчала, поджав руки. — (Молока-то немного есть, а мыла нету. — Мыла? Старушка вдруг спохватилась и спрашивает: — А ты не журналист? «Ого, — подумал я, — это тебе не сибирская замшелая старушка кержацкой формации. Она . знает, что такое журналист. Любопытно». Я пошел ва-банк. — Я, бабушка, самый чистокровный журна- лист. Она стояла минуты две, о чем-то тревожно раздумывая. — Да-а... Значит пропишешь? — Что пропишу? Судя по ее безукоризненно чистой внешнос- ти, она была заядлая чистотка. Следовательно, мыло, в котором часто ощущался в отдельных деревеньках недостаток, был ее главный крите- рий благополучия или неблагополучия. — Насчет мыла и партии. — Я буду писать о коровах, бабушка. — А-а... (Опять о Цареве значит. -— Н о Цареве тоже, если придется... Говоря о Цареве, я ничего не знал о нем. Кто он, что он? — (О Цареве (буду тоже. Ну, как он? Что .сейчас поделывает? — А все животноводом, баламут. Ах и ха-аро- ший парень. Поди еще не умрет нонче. Да нет, не умрет. ' — А у него что, — опять приступ туберкуле- за? . — Каждую весну. По правилу. Так я узнал 1 , что Царев — тутошний живот- новод, баламут и хороший мужик... Баламут... Г.м... — А что, — он все-то еще баламутит? Вера-бабушка безнадежно махнула рукой. Тогда я поскорее покончил с ужином, улегся в постель на пол, и при свете (тусклой луны, прислушиваясь к ворчанию шопотом Веры-ба- бушки, опросил ее из. своего угла: — Мужик ваш — Царев, — невидимому, дей- ствительно не плохой. Очень мне любопытно знать всю его жизнь, бабушка. От начала до конца. — Да и не тебе одному любопытно. Я про то раоска.зывала батюшке Иоанну Кронштадт кому. Тогда еще молодой был Царев-то. Да и сказать о Феде Цареве, если начать споначалу- И Вера-бабушка рассказала мне... • Мальчик был левша и меткий. Ему здо" о,во фартило в игре в городки. (Он возгордшк и стал играть только «на интерес». Как никак, он мог заработать на этом деле до пяти копеек