Сибирские огни, 1933, № 3-4

мы, бывало, переругивались с ним №3 этот глазок. \у, лежу, слышу дядя-Цьгпунюв 'бор- чет. Притихла я. И вдруг он в пол- й голос, — а голос у него как мас- м смазан, просторный, с подвывом: Люди, израненные сатаной! Яд аспидов на губ)х ваших. Все тело в язвах, or ступней до темени, Все сердце исчахло. Есгь ли среди вас ищущие бога? Раскройте очи сердца своего, Братья и сестры... Зот, видите, запомнила. Ты чего Вань- , выкатил глаза? Небось запомнишь: мнота, храп и вдруг стихи... или мо- тва? Пропел, замолк. Уж не во еле ? Утром, признаюсь, ребята, посмот- ла я на дщдю-Цыпунова оо страхом, с, думаю, не простой ты шутник дя- •Цыпунов, сорвать бы с тебя личину, кто Тьй такой есть и какого бога цешь. А он — ничего, смеется, красный, IBHO блинов .только сейчас наелся. )йдем, говорит, гражданка, ко мне в дагосчицы, три кирпича подымешь— азу воя спесь пройдет. Не знаю, го- >рю, кто к кому в подносчики угодит... Прошел день, А ночью просыпаемся страшного крика. Я накинула шубей- :и помчалась на мужскую половину. >ичал бородач, — тот самый, картеж- к. Оказывается, пятьдесят "рублей де- г у него пропало из-под подушки, зишлый он был, крестьянин, на лошадь гиьги копил. Смотрю, дядя-Цыпунов подсел на кро- зть к бородачу, ласково, как друг. — Будет, говорит, реветь. Ну, пошу- ми ребята, ну так же и отдадут. Мы слушаем, не понимаем, в чем де» х — В Москве народ бойкий жизет. ойкому народу за своими руками сле- 1ть трудно. Тут Папуасик продрался вперед, — аленький, (бледный, кудри всклокоче- — Ты это о чем, а? Цыпунов даже зажмурился от улыб- —• Ну ребята голифаетенькие. Ча- л у меня были и часов у меня те- -рь нету. По молодости, я ничего не го- рю. Кому и озоровать, как не модо- ым! Тут все заорали! Бородач испугался и плакать перестал. Сидит, мокрые гла- за таращит. Я тоже чего-то кричала и руками размахивала. Шубейка у меня распахнулась, а я, конечно, в белье только была. Тут Цыпунов прошипел мне одно словечко, никто не слышал. Я даже зажмурилась, честное слово, и сле- за меня прожгла. Гадина!.. Тамара замолчала. Роганов шел, опу- стив голову. Ванька, не отрываясь, смо- трел на Тамару. Он заметил, что она при- щурила глаза и вглядывается во что-то. Ванька тоже повернул голову: ночь бы- ла яркой и холодной, однообразно огре- ло шоссе. Далеко впереди, облитый лунным светом, шагал человек. — Тут кто-то закричал: на собрание! — Снова заговорила Тамара: — Ото- брались коммунисты и комсомольцы, повалили в красный уголок. Смотрим, среди нас длинная каменщица, рябая. Мы спросили — коммунистка ли она? Беспартейная, — говорит, — не поме- шаю. А глаза у ней потемнели, тяжелые стали. Ну, ладно. Только начала я доклады- вать — стук в дверь. Деликатно так стучат. Гришка откинул крючок. Гля- дим — дочка Цыпунова. Гришка чут не 34 грудки ее — куда прешь, фракция! Деваха покраснела и вдруг вытаскивает из-за спины комсомольский билет. Пе- чать есть, взносы заплачены. Ириночка, , балованная кукла, — комсомолка! Пе- реглянулись мы. Гришка подвел ее к. столу и спрашивает: — Ты Как будешь себя держать: как дочь Цыпунова или как комсомолка? Ириночка головку набок, подумала: —*• Как комсомолка. — Посмотрим. Садись. Рябая каменщица, — Афросиньей ее звали, — взглянула на Ирину, да вся и затряслась. Никто ей слова не давал, мой доклад оборвала на середине. Вста- ла, уперлась кулаками в стол и на Ири- ну: — Ну, капризница, ну, барышня, ска- жи, кто есть твой папаша? Ириночка глазами туда-сюда: —• Десятник. — А еще кто? — А еще... никто. Афросинья вздохнула, трястись фа зу перестала, только за стол держалась