Сибирские огни, 1933, № 3-4

нятную жалобу, чуть-чуть злобную и все- таки жалобу. Мать наклоняется над кричащим ре- бенком, ощупывает его головку, его ножки, развертывает плохо закручен- ные пеленки. Мать 'беспомощно пере- кладывает его с руки на руку. Но он не успокаивается. А из-за стены -слышен раздраженный окрик: — Да что же это такое?.. (Вы, граж- данка, уймите .своего крикуна!.. Ни на что не пооаоже!.. Но крикун не унимается. И злые сле- зы отчаянья и беспомощности быстро катятся из глаз матери. 4. Приходит подруга. — Мурка, да что же это такое?! Ведь ты же измоталась вся! Неужели он тебе ни в чем помочь не может? Заплаканные глаза вспыхивают. Они глядят настороженно и растерянно. — Понимаешь... Какие-'то -слова, готовые божить- ся, застывают и не произносятся. И за- стенчивая улыбка трогает слепка при- пухшие губы: — Понимаешь... Я ничего не умею с ним делать... Он плачет, а я не понимаю отчего это... Самое тяжелое: ему плохо, может быть, у него чего-нибудь болит, а я не понимаю.. — Схода в консультацию. Тебя на- учат. —• Да, — вздрагивают губы. — Схо- жу. Подруга смотрит на нее 1 . Подруга ви- дит: Вот эта самая Мурка, хохотушка я забавница, светлокосая Мурка, еще не- давно, минувшею зимою, была самой жи- знерадостной на курсе. Вот эта самая Мурка умела заразительно смеяться и наполнять своей задорною и ясною ве- селостью аудиторию. Эта ли? Подруга придвигается к вей ближе. — Мурочка... Как же так? Должен же он, в конце-концов, нести какие-нибудь тяготы!.. — Перестань... — Не перестану!.. Это глупо! Страш- но глупо!.. Почему ты мучилась дома, не рожала в родильном? Почему теперь маешься ? Ведь ты такая беспомощная. Он обязан тебе помочь! Слышишь, обя- зан! — Перестань... Ребенок начинает кричать. Сморщен- ное личико, над которым тревожно на- клоняются две головы, багровеет. Ни плаз, ни милых ямочек на щеках, ниче- го детски привлекательного, — одни' только рот. Влажный, темный, вздраги- вающий провал, откуда несется неугод- ный, сверлящий уши рев и писк звере- ныша. И когда после долгих усилий ребенка удается успокоить, и мать и ее подруга молча отходят в разные углы комна'гы. Одна с ребенком на руках, другая стыд- ливо опустив ничем незанятые руки. Неумело прижимая к себе ребенка, мать силится улыбнуться!. — Ужасно тяжело, когда он плачет... У меня у самой тогда слезы так и те- кут. Ужасно тяжело! « Тогда подруга не выдерживает. Она порывисто подходит к ней, полуобнима- ет ее, ласково, но настойчиво говорит: — Ты должна, Мурочка, что-нибудь сделать!.. Должна потребовать от него помощи!.. — Алименты? — вспыхивает Муроч- ка и обиженно кривит губы: — Судить- ся? Да?.. — А хоть бы и 'судиться!.. Ты пой- ми... Ведь ребенок-то его... — Мой он!., мой!.. — Руки с силою сжимают плохо епеленутое тельце. Гла- за темнеют. Подруга огорченно вздыхает и качает головою: —• Глупая ты... Глупая! — Ну и пускай глупая... 5. Двор, Который целыми днями шумит ребячьими криками и визгливыми пере- бранками женщин, исподлобья пытливо и жадно .прислушивается и присматри- вается к этой женщине без мужа и к этому ребенку без отца. Двор ловит каждый шаг, каждое слово, каждую меточь. По двору к флигелю Ник оновых про- ходит почтальон, и острые взгляды на- стойчиво следят за ним. И кто-нибудь посмелее и понастойчивей громка спра- шивает: — Кому письмо-то? И двор узнает: ей это, студентке, бес- стыднице; ей письмо. И двор волнуется и изнывает: 'Откуда же! От кого письмо? Но неутолима эта жажда, и остается