Сибирские огни, 1933, № 3-4

вающие этот процесс разложения армии и тыла. Приехав на минусинский фронт, Ауэрбах за- мялся тщательным изучением положения на фронте и в своих сводках и докладах время от времени доносил «по начальству» о настроени- ях в армии и населении, причем с гордостью отзывается о патриотизме интеллигенции. «Я знаю одного протодьякона, — говорит он, — который утром расстреливал собствен- норучно захваченных красных, а вечером слу- жил всенощную. Я говорил с священником, ко- мендантом перевоза, не знавшего иных слов по отношению к красным, как расстреливать. Другой священник отказал в исповеди приго- воренному к расстрелу красному». Но и эта кровожадность духовенства, лице- мерно прикрываемая божественным смирением, кровожадность и жестокость, которым могли бы позавидовать первоклассные палачи, кажу- тся мягкими ученому «информатору». «Эти прослойки интеллигенции, — жалуется он, — внесли в отряд некоторую мягкость, потому что офицерство и тем более казачество настроено определенно». А что значит «настро- ено определенно» -— это очевидно. В том, что значительная часть интеллигенции того времени была подвержена таким настрое- ниям, вряд ли кто будет сомневаться, но что такими настроениями жила вся интеллигенция — это уже, мягко выражаясь, абсурд. Монар- хические очки ученого монархиста помешали ему видеть в интеллигенции того времени, по- мимо активных врагов советской власти, еще таких, которые выжидали, колебались, и таких, которые близко стояли к пролетариату и актив- но боролись в колчаковском тылу вместе с ра- бочими и бедняцко-оередняцкими 'массами де- ревни под лозунгами большевистской партии. Будучи сам ярым монархистом, Ауэрбах в крестьянстве того времени находит «стремление к монархизму». И чобы доказать эти стремле- ния, он приводит различные высказывания крестьян в беседе с ними. «Всегда в разговоре с крестьянами я давал вначале понять, что я противник царской влас- ти. Крестьянам легко было поддерживать меня в этом, но они, или большинство из них, никак не реагировали, явно боясь со мной спорить или все-таки высказывались за монархию». Да и как иначе могли реагировать крестьяне! Что могли высказать запуганные белым тер- рором люди человеку, в поведении которого они видели явно колчаковского агента. Они пытались отвернуться от его назойливых при- ставаний, отделываясь осторожными ответами: «нам вое равно, — что белые, что красные». И если ктб искренно высказывался за монар- хию, так это деревенское кулачество. Вот почему ученый «информатор» никак не мог понять, почему это на словах высказыва- ются «монархические стремления», «но... ни- чего сознательно не делается для того, чтобы вернуться к старому строю». Вот почему у него в поведении крестьянства скрывается ка- кой-то ИКС. На деле бедняцко-середняцкие массы кресть- янства очень хорошо показывали, на чьей сто- роне их симпатии. Они голосовали за советс- кую власть вереницами обозов продовольст- вия, гуртами скота, отправлявшихся в Мину- синск на содержание партизанской армии. Они голосовали за советскую власть тысячами доб- ровольцев и новыми партизанскими отрядами, вливавшимися в партизанскую армию. Они го- лосовали переходом целых частей из белой ар. мии на сторону партизан. И те из них, кото- рые были вынуждены итти на колчаковский фронт, разлагали армию, разбалтывали ее час- ти, превращая армейский организм в хилый, больной, неспособный выдержать дружный на- тиск тех, кто знал, за что борются, чего хотят. И эту «горькую правду» старательный на- блюдатель «беспристрастного» РТА отмечаете досадой как-раз в том самом месте, где он го- ворит о Монархических стремлениях кресть- янства. Белая армия разлагалась, отступала, сдавая одну позицию за другой наступающим парти- занам. Офицерство было уже бессильно дер- жать в повиновении солдатские массы. Они боялись проявить хотя бы малейшую твердость, ибо сознавали, что находятся на пороховом складе, могущем взорваться от маленькой ис- корки. Помыслы .офицеров, их думы были об- ращены в прошлое, в ту счастливую пору, когда мордобоем, истязаниями приучали они к покорности солдат. И если белые в борьбе с партизанами про- явили героизм, доблесть, то только в кровавых расправах над беззащитным противником. Ау- эрбах в своем докладе приводит много фактов подобной «доблести» белых, стараясь, конеч- но, смягчить дикий разгул колчаковцев. Он не упоминает о случаях вырезывания на теле пленных партизан и заподозренных в большевизме звезд, надписей «РСФСР», о фак- тах поджаривания детей партизан на раскален- ных плитах. Забыл упомянуть он о таких слу- чаях ухарства, когда офицеры и казаки упра- жнялись одним выстрелом «пустить в расход по десять красных» и, не тратя патронов, бро- сать голых людей в прорубь, под лед. И к таким формам пыток, как забивание гвоздей под ногти, прижигание проволокой или рас- каленным добела железом, шомполование и другим, — вряд ли могло быть приковано внимание ученого монархиста. Как бы сильно ни было партизанское движе- ние, как бы высоко ни поднимались волны крестьянских восстаний, они могли дать круп- ные результаты лишь в связи с победами ус- пешно наступавшей Красной армии. А Красная армия была близка. Заняв Омск, она стремительно гнала белых все дальше на восток. Отряд Щетивкина и Кравченко к этому времени вырос в 18 тысячную армию, которая имела крепкую кавалерию в 4000 шашек, была снабжена свыше 150 пулеметами, имела пять орудий. К декабрю весь Минусинский уезд был очищен от белых. Еще в ноябре 1919 г. белым было нанесено решительное' поражение под Трифоновой. Бы- ли захвачены три шестидюймовых пушки, не- сколько десятков пулеметов, взято в плен 1500 человек. Под напором партизан белые отступали к Красноярску. И когда в конце декабря к Ачинску подсту; пали первые полки победоностной Красной армии, лицом к лицу сошлись те, кто гнал вра- га из-за Урала, с теми, кто действовал во вражеском тылу.