Сибирские огни, 1933, № 11-12

Оль га лежала на кровати и щелкала оре- хи. — Надо было б, дак не поглядела, — от- ветила Ольга. — Ну и не гляди! — Батюшке четвертый день до ветру не дают сходить. Рассолодел, а тоже все: «В батюцжу я, в Антавия». Шары бы мои не глядели. — Может раз ' езд какой набредет или братья приедут с городу, тогда уж. Ничего я не рассолодел. — Врешь, ровно кобель. Мин Епанчинцев блеснул глазами: «Разжирела, курва», подумал он, сплевы- вая. К Ольге трудно было привыкнуть: в до- ме все время чувствовался пришлый чело- век. Он смотрел на Ольгу и не узнавал, казалось, что человек лежит рядом с ней, а Мин Епанчинцев здесь, на богатой заимке, лишний, вроде старого батрака. Мин тихо подошел к кровати и наклонил- ся: —• Оля... дочку бы... ( Не переставая щелкать, она отвела е го редкую, большую бороду: — Щикотно. .. Уйди. Мин долго смотрел в ее заплывшее жиром, но еще молодое и попрежнему красивое ли- цо. — Подымись, дышать нечем. Даже против- но, — проговорила Ольга. — Да брось ты это слово !—зеревел Епан- чинцев. — Образовалась. Оль га потянулась. — Сдается мне, все я ровно кого- то жду. Мин влепил кулак в подушку: — Ожидашь? „ — Ходит он будто вокруг меня, — про- должала Ольга, — а тронуть боится. Мин замахнулся. Над ее головой повис кулак, а Ольга поудобнее улеглась на пери- не: — За баб красные шибко глумятся над на- родом. Епанчинцев подумал о красных и Гордее Баклыкове. — Гордея, Гордея ждешь! — заревел Епан- чинцев. — Нужон-то мне! — возмущенно вспылила Оль г а. — Слышь, — захрипел Мин, — с ожгу я этот проклятый дом. Сожгу и тебя вместе с им. Ольга испуганно повернула к нему. лицо. В голосе Мина слышался свирепый хрип Ан- тавия. Она злобно соскочила с кровати: — Жги! Все равно жизнь пропала! — Дура. .. — прохрипел Мин и быстро- оделся. По дороге в управу он никого не замечал. В управе сидели двое—Алымов и молчали- вый мужик в новом картузе из миновской лавки. Епанчинцев скучно сел на с вое место- под иконой и портретом Колчака. — Хреновый картуз ты мне, кум усучил,— зевнул мужик, показывая прелый подклад картуза. Мин Епанчинцев положил голову на ко- стыль, глядел в окно, где виднелась кроткая осенняя степь. В прозрачной дали желтели осокори заимки, стройные, охваченные ти- шиной. Алымов, широко перекрестившись, лег на лавку и вскоре захрапел. Жужжали унылые мухи. Вошел сторож, посидел с минуту и вышел за ворота. Напротив, на завалинке сидел, сторон; Совнаркома. Неподалеку стояла пере- тащенная с площадки трибуна с оставленным (партизанами флагам. На трибуне оглуши- тельно пурхались воробьи. Сторож брал горсть земли и бросал. Воробьи шумно уле- тали и еще шумнее возвращались. Сторож сельской управы крикнул^ — Здарова, товарищ Совнарком! — Здарова, с ель ска управа! — — Флаг у вас по норме же? — Мы белой нормы не признаем, — спо- койно ответил сторож Совнаркома. , — Конешна, ежели революционно правле- нье. Сторож Совнаркома ничего не ответил. Над ним открылось окно, и чья-то голова высунулась на улицу. Завалинка опустела. В Совнаркоме глохла тишина. Пять чле- нов Совнаркома сидели за столом и ели кис- лые, отдающие овчиной, щи. Это были му- жики, строившие т р и б у н у . — Накорми, с в а т , заключенного, — ска- з ал председатель сторожу. Внизу, под полом, кто-то стонал. Сторож открыл одну половину голбца и подал т у- да щи, простоквашу и хлеб. Послышалось свирепое чавканье, а затем голос отца Мат- фея : — Ведерочку. Сторож подал: — Ты гляди мне! — с тро го крикнул он. нагнувшись над голбцем, — нимо не с. .. Вонищу каку даьчеча распустил, господи бо- же мой, на весь Совнарком. Под полом зашебаршила жесть. Сторож быстро захлопнул голбец. Члены Совнар- кома разулись и легли по лавкам, а предсе- датель полез на полати.