Сибирские огни, 1933, № 11-12

ках лазили по диванам, блевали на бархат, садились в блевотину и снова танцовали. — Господа! Внимание! Куликов, хмельной, но крепкий на ногах, произносил тост за Аркадия, за русский по- гон, за английский мундир, за японский та- бак и за «Верховного правителя». Толпа пья- ных ревела. Вдруг жалобно звякнуло раз- бито? стекло: через окно на середину зала упала граната. Все шарахнулись и окамене- ли. Бомба не разорвалась. — Испугались? — воскликнул Аркадий. —• Это только инсценировка! Он подошел и, взяв гранату, вынес ее за двери. — Шша! —• послышался его хрип. Добровольцы никого не нашли. На клад- бище, в склепе, там, где Василий Ушаков к с г да - то ел клубнику, Баклыков скрежетал зубами. 'Кузьма Подзоров огорченно заме- тил: —• Надо было две, как всегда. — Да понимаешь, — мучительно ответил Гордей. — Нельзя. Очень далеко. Полетели- бы в разные стороны. Это была глубокая разведка из Космалин- ских лесов. Глава XXI I J. Павел Рудометов си чел в горнице. Была масленка, по надымам, что навертели вьюги, лазил народ, валились сани. Антаево гуляло, не) Павел слушал крики улицы равнодушно. С полатей в другой комнате Федул Кундю- мов просил е го: — Паша, вели запречь. Покатаюсь. — Неча овса тратить, коней гонять. Кундюмов заплакал, слазя с полатей. На голбце долго кряхтел и переворачивался. — Соломея! — кричал он. — Напяливай на мя шаровары.—И, не дождавшись Соломеи, ушел, захватив неразлучный боченок само- гона. Павел Рудометов напряженно думал. Во- шла жена, похотливая обнимка вывела его из терпения: — Будя тебе. Ночи не дождесся! Жена послушно полезла на печку, а Павел склонился над столом. Сдет он был по-празд ничному: в широкие плисовые шаровары и длинную синюю рубаху. Выросшая борода скрывала изорванные оспой ' скулы и подбо- родок. Бесцветные глаза .отливали мутные воды. Должен был притти Алымов, и Рудо- метов ждал. Семь недель, что прошли, как волки через надым, одна за другой, пере- вернули жизнь Красной улицы: Роман Слюд- кин с женой уехал в Омск навсегда, дом стоял заколоченным. Роман продал рябому Павле Рудометову маслобойню, жеребцов угнал в табун. Двор теперь молчал. В нем остались Хынза, Васена и Бесенька. Редко приезжали с белков Анко, чтоб посмотреть и увезти в горы неуемную тоску. Председа- телем товарищества остался Мин Епанчин- цев. Роман взял свои паи и все, что мог взять, и товарищество очутилось на мели. Мин Епанчиниев увеличил основной и обо- ротный капиталы, отсрочив протест вексе- лей, и шесть недель метался по городам. Там злобно радовались неудачам товарлще- ства, душили его, уже не боясь Романа выис- кивая новые и новые отчисления. Красная ули ца тревожно переживала масленку. Контора товарищества перешла в Антаево. Прежний бух галтер ушел и его сменил какой-то ста- рик, чьи глаза удивленно лезли на лоб, ког- да он смотрел в книги. Е го потрясали ро- стовщичество и ничем неприкрытый ажиотаж на валюте. Старик потребовал описи иму- щества Романа Слюдкина, но через неделю он понял бесплодность своих попыток. Тог- да он начал учиться по здоровенным кни- гам, как первоклассник по букварю. Один рябой Павла Рудометов не испытывал ника- кой тревоги. Он вышел из товарищества сра- зу же как уехал Роман и замучил Мина Епанчинцева, грозя ему топором, отбивая каждую копейку. V общества он купил пу- стырь и, обгородив его, сомкнул свой двор с маслобойней. Маслобойня теперь двига- лась лошадьми, потому что Павел Рудоме- тов злобно ненавидел машину, которая что- либо вертела, но сама не давала зримой, пря- мой от себя пользы. Завозчики теперь впря- гали лошадей в привода, и сами же делали кулаки для деревянных шестерен, ко- торые часто ломались, останавливая всю маслобойню. У Павла бывал отец Матфей. Он приходил и начинал пи- сать фамилии в своем табеле. Те- перь, при Колчаке, ему давали по сто рублей за каждого большевика. Хотя Рудометов отказался помогать ему, священник не пе- реставал ходить, потому, что во дворе Пав- ла было покойно. Сам Павел незаметно пе- рестал быть рябым Павлом Рудометовым, его звали по отчеству, но это е го мало трогало. Он раскручивал свой двор как ка- русель и засыпал поздно. У него жил в бат- раках Трофим Бзырин с женой, братишкой и матерью. Иван Савельич уехал на семире- ченский фронт, и Павел обещал ему заботу о семье. О Баклыкове и товарищах Рудоме- тов давно перестал думать. В доме, жарко