Сибирские огни, 1933, № 11-12

... Сестры вернулись к тетке Хлог гораздо раньше, чем обыкновенно. Наталочка каза- лась ошарашенной, она онемела и сбрасы- вала с себя костюм движениями, 'совершен- но механическими. — Чего это... рано. .. али. .. — просипела тетка Хлоя. — Тетя,—неожиданно вскрикнула Наталоч- ка, — синематограф-то сгорел! —• (Ой-е-е! — тонко откликнулся -с палатей дедушка Трохим. Домой, в Сухую Речку, сестры шли нето- ропливо и молча. В степи дул холодный ве- тер, по дороге завивались мутные вихри, и песок летел в лицо колкий, как ледяные иг- лы. У самого села сестры свернули на зады и прошли бахчами. Бахчи были уже обОбраны, тонкие, вялые плети переплетали землю, на- сколько хватало глазу, и ветер хрустел ими, словно сухими костями. Кое- где темнели плоды, сморщенные, убитые холод ш» , — завязь, родившаяся слишком поздно. — В домике учительниц были наглухо заде- ланы окна, и в «их, как всегда, заглядывала желтая, немая улица. В кухоньке Фелицата наложила груду спелых тыкв. Наталочка спотыкнулась об одну из них, и она, твер- дая, как камень, глухо стуча, откатилась в угол. VII. Зимой Сухореченскую низину густо зано- сят снега, в лютую метель от изб остаются одни трубы. Село сковывается ледяным спо- койствием, зимней, мертвой спячкой. Обоз ли скрипит по промерзшей улице или бабы зве- нят ведерками у колодца — звук доносится тупой, короткий, неверный, как из подзе- мелья. И в избе: пляши, бей в заслонку, вопи дурньгм голосом — з вук разобьется о стены, человек пройдет мимо и не услышит, а в ок- но будут наваливаться безглазые, зернистые, сахарные сугробы.- Под новый год сестры нарядились в голу- бые бумазейные платья и кликнули в гости бабу Семихватиху, говорунью и чудесницу. После сытного чая Семихватиха подобрала цветистую юбку и плотно уселась на пол у горящей печки: — Садитесь, барышни, посумерничаем! . Она домовито помешала в печке и повела рассказ о том, как в старину гадали девки о своем суженом-ряженом. В ночь уходит девка одна-одинехонька на зады, в баньку. Ставит она перед собой зер- кало, сзади себя зеркало и зажигает д ве свечи. Те свечи отражаются в зеркалах чуд- но, будто ложится там огненная дорога. Дев- ка сидит нарядная, волосы распущены и смотрит в зеркало, не мигает. Вот, пропоют петухи, в самую полночь она :и зачнет шеп- тать: — Суженой-ряженой, лети ко мне из мра- ка, жду я тебя, убиваюся, в ночь, в полночь, в час и минуту... Земля, замок, ключ, вода... И если с удьба девке в этом году взамуж итти, явится к ней по той огненной дорож- ке нареченный муж и обнимет ее тихохонь- ко сзади. А оглядываться нельзя, оглянешь- ся — защушит твоими же . волосами. — Суженой-ряженой! — сказала вдруг На- талочка, и голос ее был так необычен, что все на нее оглянулись, — Семихватиха с рас- крытым ртом. — Суженой-ряженой. .. жду я тебя, убива- юся, в ночь. .. в полночь. .. — кривя губы, повторяла Наталочка, голос ее напряженно зазвенел, глаза налились сле'зами, и она упа- ла в колени Фелицате и задергалась, сдер- живая рыдания. Любаня провожала заторопившуюся С;ми- хватиху. Баба обвязалась жесткой шалью, взялась за скобу, но неожиданно обернулась и приблизила к Любане свое сухонькое муд- рое лицо: — Кровь у ней тоскует — замуж надо. По- нашему, попросту тебе скажу. .. а то переки- пит она и сделается дурная. .. не в себе бу- дет, помяни мое слово. .. — Однолюбы мы... — тихо ответила Лю- баня. — Однолюбы. .. вековуши. .. — И-и, Любо вь Степановна, у нас Дак и не спрашивают. Меня за Акима отдали, я и не знала е г о и не видала. А теперя пяте- ро детей, двое парней на возрасте. .. — Может так-то и лучше, — Любаня под- няла на нее глаза, холодные, пересеченные кровавыми жилками. Семихватиха поняла, что Любаня сдержи- вает слезы, в здохнула: — Ну, бог с вами... — и вышли, крепко притворив дверь. Прошла сонная зима. В саду у учительниц пышно расцвел единственный куст сирени и зашумели тополя. Фелицата, угрюмо поджав губы, ощупывала теплые стволы деревьев, перевязывала клейкие раны, обламывала су- хие сучья. Потом сестры взялись за лопаты и окопали деревья, бережно обходя черные сплетения корней, вылезшие из земли. Равнодушие сестер было поразительно: три склоненные спины были молчаливы, как ка-