Сибирские огни, 1933, № 11-12

твоей супружнице родной сестрой доводит- ся? — Двоюродной. — Двоюродной? Жаль бабенку. А она поддастся. У ней урос тоже есть, а не та- кой, как у твоей Катерины. .. , — Ну и пусть. .. — И ребята малые, и дочь невеста. .. В расстрой пойдет у него дело. А > Какие* уж там, прости бог, житье. Мученье будет. Помолчал спросил: — Катерина Акимовна где у тебя? — Да дома. — Дома. .. По улице шагали мужики. Громко разго- варивали. Один ожесточенно грозил небу кулаком. — Пол-от ладно пригнан, не скрипит? — Матки добры. Век выдержат и детям хватит. — Век? Пошто век? Самому бы хватило. А детям... они стариков учить взялись. Пусть сами наживают! Лицо Чалбышева мрачнело, но день был яркий. Обильное солнце глянуло в просте- нок. И даже черный, сгорбленный силуэт Чалбышева как будто согрелся. — Мои матки поставил или другие на- шел? — Да-з, твои. .. — Мои, мои... Признать трудно. Не ви- дать. Обстрогал еще поди? И вовсе не узнать. .. Видно должок-то помнишь? не за- был? — Что ты, Петр Лупентьич, — стушевал- ся Шубин. — Как можно з абыт ь? Осенью вырешат — первым делом вам... Из бору а ограду так « завезу. — Какой там... Да разве я о том, Ефрем Кузьмич, — и деланно обиделся. — К сло- ву пришлось так. Известное дело мужики— спросить язык чешется. .. А матки добрые, пусть стоят, пусть. .. Шубин подобрал с пола клочки мха. по- ложил их в корзинку. Чалбышев поднялся с чурбака. — Ты перекажи, Ефрем Кузьмич, супру- жнице своей — пусть она с сестрой-то по Д(Ушам потолкует. Родня тебе, как-никак. А человека от худо го отговаривать надо. Плевое дело затевается. .. коммуна. Пусть бы сами шли, других бы не манили, а то соблазняют. Беднота, беднота, а мужика одн-одеревенского жаль. .. Супружница твоя поговорит, ты, я слово перекажу. .. Глядишь и поможем в непутевом деле разобраться. Шутное ли дело, к чужим людям со своим добром да подначал итти? Сообрази-ка ты, умная голова! — засматривал пытливо • глаза Шубину. — А землеустройство взять: куски для коллектива они хорошие думают отобрать. А по справедливости надо жре- бий тянуть: досталось тебе, скажем, удоб- ная — вытянул жребий, ну и владей... По закону, по справедливости вышло. А тут, согласен ты или нет, — облюбует и отхва- тит у мужика... Что кусок от живого тела! Как не быть боли? Боль будет. А твоя-то земля, Ефрем Кузьмич, с моей рядом гра- ничит, на нее зубы точат. Смотри помни. Будем молчать, на шишах останемся. III. Домой Чалбышев пришел усталый, бес- покойный. Спросил жену. — Демьян г де? — Гуляет, видно, в деревне. — Моментально найди мне его. — Я что ль побегу тебе? — Мишку пошли. Мишка выслушал, неохотно переминался. Но Чалбышев повысил голос: — Живо, живо! Найди Демьяна сейчас же. Чтоб он тут был. Слышишь! Мишка разыскал Демьяна. Запыхавшись, прибежали домой. Увидев сына, Чалбышев покачал головой: — По чужим дворам шля-ешься на вечор- ки, а к себе парней да девок зазвать не догадаешься. Зови иди, пока не свечерело. Пусть прийдут, побалуются. И мы со ста- рухой позабавимся, на молодежь глядя. Демьян даже рот разинул. Пробовал оя как-то раз о вечорке заговорить, так отец такого ему нагонял: — Полы пакостить? Лишнюю работу ма- тери давать? ., налузгают тут, нагрязнят. .. И заговаривать не смей!.. А тут? . . Демьян не знал что и сказать. Мишка обрадовался. Сунулся с услугам*. Но Чалбышев оборвал: — Молод! Иди-ка иди, давай. Завтра ра- но вставать надо. IV. Парням была бы вечорка, а где она бу- дет — все равно. Однако, на этот раз ока- залось не все равно. Правда, кухня у Чал- бышева — толкай роту; пол — запнуться негде, крашеный; рви глотку песнями — запрета нет. Но, когда собрались парни, словно им руки назад скрутили, на ноги путы набросили: появилась робость, удаль пропала. Девки тоже пошевелиться боятся. Только семечки луз гают, шелуху в плати» собирают.