Сибирские огни, 1933, № 11-12

— В крестьянстве какая дружба: мужики в дервне все равны. Сойдешься, потолку- ешь и разойдешься на спокой. И вся друж- ба. — А равны ли, Никита Лукьяныч? — А разве нет? — Ширяй Аким тебе тоже равен? — Ну, ты до крайности берешь: человек аапился... Пропащий, если так можно ска- аать. — Не равен? — Какая ему тут ровня, прости бог ! — А мельник Хрипин? — Хрипин? Да, крестьянин тоже. Что бо- гаче разве живет и разница в том. А так. .. — А Чалбышев? «Допрос он мне чинит что ли?», подумал. А вслух сказал: — Тоже живет исправно. Мужик он обхо- дительный. .. Слова х удо го от него не услы- шишь ! — Ес ть и хорошие слова. Никита Лукья- нович, да плохо начинены. Помнишь, гово- рили мы с тобой раньше, и ты мне не верил, сомневался, что и середнякам государство дает рассрочку. А с ' ездил в Глызино и сам убедился. Не так ли? — Так-то оно так... — Обиды-то на меня не держи, Никита Лукьяновим, — заговорил Федор откровен- но, — и скажу тебе: Петр Лупентьич хит- рит с тобой. Через тебя он хочет отвлечь мужиков от передела. Нет-нет, да загово- ришь ты его языком. А язык у него, у Чал- бышева, — .кулацкий... А? Березовский покраснел, ч — Да к ю вас поймет. Один будто бы го- ворит правду и другой врать как бы не хо- чет. А получается?.. Вишь ты, что получает- ся. — Но я-то говорил правду. В этом же ты сам убедился. — Так-то оно так. .. II. Чалбышев степенно переступил порог нового дома. Приседая на корточках, Шу- бин Ефрем вколачивал лопаточкой паклю в пазы. Пахло смолистой сосной. На полу валялись стружки, щепки, охлопья пакли, мох. —< Ефрему Кузьмичу! Здравствуй!—гром- ко крикнул Чалбышев, трогая рука- вицей шапку. — Кажись, и день празднич- ный сегодня вьгпал... Колотишься-то , что т ак? _ — Да я и не работаю. Можно сказать, время, убиваю, — отвечал Шубин. — По- обедал, куда пойдешь? Ну, и вот... — Куды? Аль не слышал: ячейка собра- ние с беднотой ведет. Не ходил? — А ну их! — Верно, Ефрем Кузьмич. Ну их! Бала- мутить себя не хочешь — в избе сидеть спокойнее. Или по двору что сделать. Чалбышев поднял чурбачок, поставил его- и сел. Оглядывал углы, простенки, потолок. — Просторен дом-от, мотри. Три комна- ты. Ишь ты! Подпольничек вырезал. Мот- ри, и кладовочка будет? — Да, будет. До'м — хошь квартирантов- пущай, — самодовольно улыбнулся Шу- бин, растирая бороду. — А кого тут пустишь, Ефрем Кузьмич? Спрашиваю, кого пустишь? Все дома с в ои имеют, избенки ли... Живут люди как лю- ди. Один тут бездомным только я шалает- ся... Избач Торцов. Шубин полез за кисетом. Сел на подо- конник. — А на что он ему? Дом-от? — И в)ерно. Не надобен он ему, — согла- сился Чалбышев. — Пообманет мужиков, с домом-то куда ему деа?аться? А так, багаж свой под мышку возьмет, и был таков. ЧалбыЩев достал табакерку. Зарядил •нос. Поморщился. Чихнул. И все это мед- ленно, строго рассчитанными движениями. — Путних ли держат в партии? О тебе- сказать: и разверстку ты выполнял, Ефрем Кузьмич, и продналог с мужиков выкола- чивал, а вот—иа-ко-те! Выговор, вишь ты, ячейка закатила. .. Слышал так! — Ну, и пусть их! — Верно, Ефрем Кузьмич, пусть их! Чу- жими руками жар загребать можно. Да раз- ве они оценят хорошего человека? Кто к ьпартшл-то подбирается сейчас? Шаповал— крикун, Гавриленко — хохол. .. А сейчас о коммуне заговаривают. .. О'х, что значит го- ловы- то своей на плечах нехватает, у му- жиков. Чужую слушают. Шубин сосал цыгарку. Чалбышев притоп- тывал пимами. Выглаженный рубанком пол блестел. — Слухом пользуюсь: о коммуне стал задумываться и Никита Лукьяныч. Правду бают, нет ли? — Ну и пусть идет. Экая невидаль,—от- вечал Шубин, заглядывая на дорогу. — Верно! Пусть идет! И по мне, он х ошь сейчас вступай. Семейную жизнь только, Ефрем Кузьмич, расстроит он.. Матрену Фе- доровну жаль. .. Жену- то его. Никак она