Сибирские огни, 1933, № 11-12

иый) поэта: декламатор, риторически любу- ющийся застывшим великолепием историче- ского факта. Поэт пытался с огромным ма- стерством, с силой большого таланта, — искусственно протянуть подобие изображае- мого и до наших дней. Те же методы Анто- кольский применил и в последней книге «Действующие лица» уже к современным темам и событиям. Получился неудачный «Катехиэиз материалиста». Неудача лежала в корне, в методе. Поэт брал .изображаемое, как самодовлеющий факт, как статику, как статую. В картин- ное изображение он вкладывал жизнь ме- ханически: тем фактом, что об этом пи- шет советский поэт. Но автор ничем не подчеркивал того, . что он не современник событий, о которых пишет. Ему казалось, что оценка дается уже самым появлением данной темы в сегодняшней книге. И со- ветские темы (Бумкомбинат, Гоголь из кни- ги «Действующие лица») входили в круг того же пафосного равнодушия. То было вырисовывание i обязательных — хочется сказать навязанных—тем. И потому «Ком- муна 1871 г.» так неожиданна для читателя своей декларацией, где Антокольский под- черкивает слово «правда»: Если хочешь ты, п р а в д ы истории. Будь пристрастен, как должен быть суд! Обломки драматической повести, собран- ные в книге, звучат как памфлет, з вучат возражением на книгу (на книпи, на все творчество) Виктора Гюго — одного из лю- бимых мастеров Антокольского. Тот, совре- менник, отозвался на Коммуну испуганной ненавистью буржуа-победителя; этот — со- временник победившей Коммуны — отвеча- ет на книгу «Ужасный год» ненавистью ре- волюционера- Ответ настолько — может быть и бессознательно — точно адресован, что читатель может найти в памяти стихи Гюго, на которые возражает Антокольский. Так сухой, гравюрный «Расстрел> отзывает- ся на пошлейшую сентиментальщину о маль- чике, которого версальский офицер отпустил попращаться с матерью. Так «Банк» своим» неслышанными в русской поэзии уже лет с двадцать парнорифмованными шестистопны- ми ямбами оспаривает тягучую важность александрийских стихов «отца романтизма». Антокольскому, видимо, неизбежно было отправляться от чего-то, отталкиваться от какого- то берега. Так же, как в лирике, у него е с ть неприятная привычка перефрази- ровать свои старые стихи (следы и здесь, на стр. 36), также в большей форме ему, видимо, необходимо было иметь лирический упор, трамплин, от которого оттолкнуться. Необходимость эта — результат четырех, книг стихов, создавших в восприятии чита- теля (да и самого автора, пожалуй) вполне определенный образ Антокольского поэта. Но важно, куда оттолкнулся Антокольский. Направление здесь решает; исходная же точка, понятно, предопределена .всей лите- ратурной биографией. Впервые в основе произведения Антоколь- ского политическое -суждение. Не поэтичес- кая мысль (даже социолога, историка), но- сознательная опенка с делением на правых и виновных. Впервые (следствие отсюда) из- ложение по существу просто, без намеков, которым помогает раскрыться лишь темпе- рамент да риторический жест. Впервые, на- конец, каждый введенный в действие чело- век говорит своим индивидуализированным языком. И впервые, наконец, человек (и мысль автора)^раскрывается перед читателем помощью диалектики не чувств, но пристра- стных мыслей. Монолог Тьера («Говорит господин Тьер») станет классическим образ- цом драматической речи, достойным преем- ником своего предка, речи Марка Антония над другом Цезаря (Шекспир). Здесь с су- дейской логикой, с объективностью ненавис- ти вскрыт, разоблачен «герой» Третьей Ре с- публики. Это уже не исторический этюд^ это социалистическая штудия. И того же по- рядка великолепная глава «Банк» — на гляд- ный перевод в сугуболичностные отношения, в биографический эпизод методов буржуаз- но-бюрократического саботажа. При всем том книга Антокольского не риторична. Он не впал в противоположную крайность — в безличностную, в безучаст- ную политическую декламацию. «Вступле- ние» и закрывающее книгу «Письмо» траге- 4 дийны именно личностно, трагедийны лирич- но, так, как должен писать о революции большой поэт Антокольский. В упрек книге должно поставить несколь- ко клочковатую ее композицию. В настоя- щем виде «Коммуна 1871 г.» слишком похо- жа на поэтические записи на полях Гюго. Ощущается, что каких-то глав недостает. К следующей книге мы в праве требовать от Антокольского единой и цельной вещи. Издание обезображено безвкусными гр«- вюрами, к счастью, лишь на обложке. К. Ф. 11. . . . ДОБ РОДЕ Т ЕЛИ ОБРЕЧЕННЫХ. Ж. Р о м э н . «Люди доброй воли», ТОМ I - IV, перев. с французского О. Мандельшта- . ыа. Изд. «Время», 1933 г . ^-—-Наиболее честные и дальновидные пред- ставители буржуазной и мелкобуржуазной интеллигенции, не желающие закрывать гла- ла на х од мировой истории, порывают езя- аи с гибнущим классом и переходят на сто- рону пролетариата. С другой стороны писатели, еще в недале- ком прошлом известные за «радикальных», пацифисты и гуманисты, которые не в состо- янии уйти от своего класса,—пересматривают свои вехи, начинают видеть новое открове- ние в фашизме, становятся откровенными апологетами капитализма. Ж. Ромэн, бывший сотрудник радикально*, партии «Европа», автор сборника стихов.