Сибирские огни, 1933, № 11-12

Биография писателя £. ФИЛИППЫЧ Л ЕТ двадцать, двадцать пять тому назад Георгия Николаевича Кучендаева, соб- ственно говоря, не было. Был Е г орка Чиб|иджеков. Чибиджек — имя его отца. Бедняков всегда называли по отцу. Это богатый мог хвастаться своей фамилией и носить ее, как он привык носить свою лерык — баранью шапку, ни перед кем ее не сдергивая и да- же не поворчивая в стороны: богатому лю- бопытство несвойственно. Фамилию бая, как и его скот, знала вся степь. Фамилию бедня- ка забывал даже он сам. Он терял ее, как те|рял свое прошлое, как терял последнего своего барана, — покорно и привычно.- Мало радости выжала рука судьбы из Мо- лодости будущего писателя. И когда он взду- мал уложить в свою первую книгу свою мо- лодость, он даже не попытался охватить сра- зу всю пеструю, но примелькавшуюся лен- ту лет\ Он просто показал несколько запэ- мившихся кадров. «Майорнын-Оскенэ» называется е го книга: «Рост Майора». Это книга о себе. Майор — хакасское имя Георгия Николаевича Кучен- даева. Будем так называть его и мы. В старой юрте пахло копотью, конским потом и мясом. Пахло тошно и раздражаю- ще. В хазане пузырилась розоватая пена. Это мать варила хвосты. Тем летом в Уйбат- ском улусе особенно часто кололи коней, и в степи оставались хвос ты. Их потом подби- рали женщины из старых, подгнивших юрт. Но почему так долго кипит хазан? Впрочем, закон сохранения энергии дейст- вует и в батрацкой юрте: чем дольше раз- варивались хвосты, тем быстрее глотала обед Чибиджекова семья. В две-три минуты жи- вот Майора наливался бурым варевом, как новый мех прокисшим молоком. И Майор тяжело галился головой на рваное отцов- ское одеяло. Ах, хороша юрта- у Григория Петровича Черкова! Богатая юрта. Серебром окован- ные седла, кованые сундуки, покрытые мон- гольскими коврами, медные кувшины, мед- ные тазы. . .. Когда на мужской половине ее чинно рас- саживались по войлоку гости, прея в расши- тых стариннйх шубах, Майор любил при- туливаться к косяку. На низком столике: ба- ранина, сырки, патхэ — белое мягкое тесто в масле. Широкие деревянные, обсосанные чашки доверху заполнены кисловатым ай- раном. Майор и носом, и ртом вдых ал жирный воздух байской юрты. Ждал. Может быть, хозяйка сунет лепешку, а можеи быть под- выпивший гость броаит к двери полуобгло- данную кость. То г да Майор бесхвостой бел- кой прыгал за юрту, за плетни, в степь — подальше от завистливых мальчишек и го- лодных собак. Ветер ласково трепал чумазое лицо. В сте- пи цвел ирис. На шестую зиму своей жизни будущий пи- сатель оказался нянькой. Мать погладила шершавой рукой Майорову голову и сказа- ла: —> Хорошо начинаешь, сынок. Хорошо устроился. У первого по всему Уйбату чело- века! Все это так, но уж очень оттягивала ру- ки маленькая, толстая Опрае. А летом Майор вместе с матерью сгребал у Григория Петровича Черкова сено. На Григория Петровича работал отец. На Гри- гория Петровича работала мать. На Григо- рия Петровича должен был работать и сын. Что мог возразить Майор? И он не возра- жал.! Он учился тянуть отцовскую лямку. Зато хозяин подарил ему за работу новую фуражку! Настоящую, с настоящим козырь- ком. Замечательная была фуражка. Люди говорили, что Григорий Петрович заплатил за нее в Минусинске целый двугривенный. Ранее утро. До того раннее, что спал еще Чибиджек, умевший выспаться, покачива- ясь в седле, и отдохнуть, выкуривая трубку. Майор тихонько натянул на ноги старень- кие маймахи и также тихонько вытолкнулся в дверь. Отдышался он только на школьном крыльце, долго не решаясь открыть тяже- лую дверь и беооильный вернуться домой: Однако, учитель не выгнал. А вечером дома состоялся небольшой чи- илых. Семейное совещание. Дядя полагал, что раз парнишке пошел восьмой год, то пора бы ему пасти овец. Мать охала, пе- ребирая складки выцветше го платья: — У маленького ни шубы, ни сапог. До самой печени проберет степной хиус !. А отец сказал: — Чирир! Ладно! Пусть мальчишка по- учится зиму.