Сибирские огни, 1933, № 11-12

Шарабан свой Вам оставляю. Он увивался вокруг огня, выхватывая из толпы женщин, и те шли с ним, помахивая юбками. Ах, шарабан мой — Американка Откуда - то к кострам бежали новые офи- церы с ящиками вина. За ними поднима- лись солдаты, шли следом и падай, засыпая. Перевал храпел, хрипел, пел и хохотал. Из крайней палатки выскочил лысый че- ловек. Он тут же оправился и закричал: — Господа! Ветер стихает. К чорту па- латку! Русский офицер любит простор! Палатка завалилась, из-под нее выползли люди с хохотом, падая ма ворочающийся под полотном клубок. Но вот брезент от- поролся, и на камень вывалилась женщина, подзывая офицеров по именам. Толпа по- ползла в середину плаца. — Господа! Господа! Предлагаю больше- вистскую любовь! На вольном воздухе! — Большевистскую любовь! Большевист- скую любовь! — кричали женщины, сбрасы- вая платья. Алексей Беляев и Оль га Баклыкова стоя- ли у камня. Треск и свист горящего верес- ка тонул в хрипе и хохоте офицеров. От- куда-то появился рояль. Е г о тащили к костру, где ворочались лю- ди, и чей-то голос, заглушая бренчание Струн, пел: Погон российский, Мундир английский, ' Табак японский, Правитель омский. Пляшущая и ревущая толпа подхватывала: Ах, шарабан мой, — Маразм. .. — прошептал Алексей Беляев. Ольга потянула е го за руку и призывно заглянула в волосатое лицо священника. Она стояла еще полная сил и улыбалась. Беляев молча отстранил ее руку, и Ольга пошла одна. Видно было, как офицеры накинулись иа нее. В общем гаме и хохоте рояль подгонял ревущую песню. Погон свалился. Мундир сносился, Табак скурился, Правитель скрылся. .. Ол ь га топнула /'ногой \и„ исстрадавшаяся по веселью, которого не нашла она в пле- ну у Гордея Баклыкова, звонко запела. Дико, восторженно завыли люди. Их тол- пы теперь плыли к костру со всех юторон плаца, махали саблями, блестели золотыми погонами. Не смолкала песня... — Россия. .. — шептал Алексей Беляев, окидывая взглядом плац, где храпела армия в тяжелом сне. Многие сидели, безразлич- но всматриваясь в костры, вслушивая'сь в доносившиеся песни оргий. Опускаясь на мокрый камень, священник прошептал: — Спать — лучше, чем лежать. Уме- реть — лучше, чем спать. .. Неподвижная тишина влажнила его во- лосы. Бряцая саблей, мимо пробежал офи- цер без шинели. Беляев прильнул к холодному камню, ста- раясь забыться. Рядом зашевелился солдат в серой шинели. — Батюшка, — прошептал он, i— я на тебе крест вижу. Исповедуй. Завтра будет прощание частей: которы в Китай, кото- ры — в Россию. Я пойду домой в Россию. Исповедуй. Беляев прильнул к нему губами: — Прощай, Россия, прощай! Отец Алексей поднялся от них, он знал теперь, о чем думают эти серые люди. Над ними замахала его широкая ряса. — Нет, — кричал он, подавляя враждеб- ную мысль. — Нет! Овеянный знакомым запахом кокаина, чей густой поток плыл от костров, Алексей Беляев дико заплясал, поднимая над голо- вой крест, утопая в общей клоаке золотых погон. Прощайте, други, Я уезжаю. .. Стыло серое промозглое утро, моросил дождь. Внизу неподвижно 1стояли распростертые белые крылья тумана. Казалось, все семь тысяч, людей шлылМ на каменной крышке гроба, потеряв направление. Горнист играл утреннюю зорю. Из-под мокрых камней вставали ^мокрые люди, строились во в з воды. Взошло солнце. Но мрак не покинул пе- ревала. Мрак в людях, в их спрятанных глазах. Внизу, справа бледнела голая степь Илийской провинции Китая, чужая и пол- ная неизвестности. Внизу, слева, дымилась советская Россия. В безмолвном строе шло командозание армии. Анненков шел один. Он остановился у серого камня, и перед армией долго бледнело сухое выбритое ли- цо. — 1 Братья! — глухо пролетело по пере- валу. — Каждый из нас шел сознательно.