Сибирские огни, 1933, № 11-12

емо: белые брови, белые ресницы, белая бо- рода >и усы. — Замерз, язви его в душу, — прогово- рил Василий. — Спирт весь выпил да коню дал. У тебя нету? Одервевела нога, — стукнул он кулаком по пиму. Разувшись, он тер снегом ногу, белую и страшную. Когда она покраснела и задым*»- лась вонючим паром, одел пим и развалился у огня. У его лошади был привыочен мешок помета, Александр осмотрел его, — Мало же его, Саня, мало. Редко встре- чается, — заметил Ушаков. За чаем долго молчали. — Ты, конечно, Саня, сейчас думаешь, по- чему я сижу с тобой и пью чай, — начал Василий. — Мне Кузьма Черданцев велел сказать, что, мол из-за боязни, чтоб не разо- рвали тебя волки. Конечно, Саня, я люблю тебя и прямо признаюсь: я не спал ночи и думал о твоей несчастной купе. Ушаков вытащил щепоточку [табаку, и, подмешав в него сухого помета, закурил. — Все партизаны, Саня, думают о купе. И мне стало тебя жаль, потому что я знаю тебя, и халуйская жизнь тяжела, как пла- ха. Тебе никто не верит, но я верю и люб- лю тебя. Я тебе крикнул: «Саня, бросай этот злодейс кий дом!». И ты сел на этого коня и поехал с нами на первый бой с мо- локанами. Ты шел с нами, как истичный красный партизан Алтая, и, когда ты уехал, я следом за тобою поскакал, потому ч : : . и Аркашка тебя не пощадит. Василий Ушаков сел рядом с Александром. Костер гас. Их обоих жег теперь мороз, и в пустыне шумел колючий ветер. Ушаков го- ворил задушевно потому, что былс вободным в своих мыслях, и не терпел лжи: — Гляди, Саня, наши оба коня едят с од- ной торбы. И т вое го «оня греет эта анафем- ская купа, мы двое привезем в штаб плохую новость, что кругом пустыня, снег и мороз. Мы пойдем, и ты смоешь позор, Саня, мы вернемся в наши студеные кра'я и будем делать коммуну. То г да мы с тобой женимся и вырастут у нас дети. Мы будем roeopwn- им про то, как спустились мы с гор Алтая и пошли воевать за свободу и страдалл в безводной пустыне. Люблю я, Счня, чежать г од черемшаной у ручья .и думать. Наша коммуна будет, Саня, на заимкл подальше от проклятых людей, там, где гуще урманы и где побольше черемух. И хотелось бы мне, Саня, чтобы насадить сосен у каждой избы и чтоб ты был секретарем нашей ком- муны. Ты забудешь обо всем. Мы наладим жизнь, к которой звал комиссар на братской могиле и зовет Ленин. A. iib сандр Слюдкин радостно слушал Уша- кова. Он боялся шевельнуться, чтобы не прорвать бурного потока его мечты И не поднимал глаз, чтобы не увидег^ хоп> чг •- нибудь 'плохое в лице Ушакова, потому что после случая с купой не мог смотреть парти- занам в глаза. — И вот, Саня, — продолжал Ушаков, — я видел, как два гада выехали за тобэю из твоего эскадрона. Они выехали тайно -и по- шли следом на конях. Я послал связного к мадьяру и тот об'яснил, что никого не по- сылал. Они ехали за тобой долго, а потом сняли винтовюи, я я им крикнул: «Стой». Ты ехал честно, дальше и дальше, но я в се могилы и пустыню осмотрел, потому 1что могли тебя убить. И вот мы перейдем пусты- ню и уничтожим Аркашку и крикнем: «Мы кровавую пургу прошли, и ветер шапку с нас не сдернул». Конечно, если бы я знал грамоту, я бы и разные мысленные слова мог сказать. Александр Слюдкин собирал угли за пазу- ху. — А мне, Дындра, охота быть таким же, как вот эта пустыня, чтоб ничего не пони- мать, — проговорил он. — Я хочу смерти Глава XXXI I. Стыло сожженное морозом холодное солн- це. Оно блестело, как отточенная многогран- ная льдина, швырнутая чьей-то рукой вверх. В Кокчеганаке было тихо. Там на крышах зимовок, у пулеметов, си- дели партизаны. Перед ними дымился Ка- ра-Су. Кругом лежали снега, их молчание навевало смутные мысли о смерти. Впереди, за Кара-Су, у могил видно было, как бе- лые делали избушки из снега и гоняли табу- ны скота. Доносился слабый рев быков и за- давленные расстоянием крики людей, че т ко вырисовывались разрушенные аулы. Их пе- ред наступлением сравняли со снегом, и те- перь они чернели, как распластанные вер- блюды, с которых кто-то ободрал шкуру. В бинокль видно было, как на крышах аула Кара-Су тоже сидели люди и смотрели на Кокчеганак. — Что же мы будем есть? — спросил кто- то из партизан. Е го голос был бесцветен. Партизаны медленно повернули к нему с в о» лица, обмороженные, с накипью крови на болячках, черные и ощеренные. Тот скорбно глянул им в глаза: —• Что же мы пить будем?