Сибирские огни, 1932, № 9-10
широко раскииув руки. Здесь и скру тили Селифона подоспевшие на выруч ку артельщикам удалый мужик Акинф Овечкин и расторопный старик Раким- жан. ★ Червем в грузде поселилась в сердце тоска. Густым туманом затянуло дали. Селифон запил. Ежевечерне) размертвец- ки пьяного отыскивала его Фроська или у Мосея Анкудиныча, Самохи Сухова, или у Рыклинаких и уводила домой. Словно по уговору двери самых бога тых в Черновушке домов, широко рас пахнулись перед Селифоном Авалдуе- вым. Даже «прошеный девишник»—Ав- том Пежин (а он .по общему признанью «з камня мед жмет, а из блохи голени ща кроит) и тот заставил жену вырыть, припасенный для далекого («Покрова- разгулян» кедровый лагушек браги, хо лодный ,и потный, с поржавевшими от сырости обручами. — Ты, Селифон Абакумыч, может оомневашся во мне. Может думашь, что A ibtom Пежин для гостя дорогого по жалеет... На стол! Все на стол!...—Под чисту-у-ю, под метело-ч-ку! Ты только иникай, — склонившись мокрыми уса ми к горячему уху Селифона, жарко ды шал Пежин. — Вникай и больше ничего... А мы для тебя девьего молока разве што не добудем... Селифон пил молча и думал до боли в висках и Bice об одном и том же. Би дел только ее бледную, прекрасную в смятении и вспыхнувшей радости. От четливо врезалось в память, как падала со стола лампа, ощущал прикосновение скользнувших 1но его плечам рук. '— Ты, Селифон Абакумыч, может ду маешь обо мне, что Автом Пежин по- жалет для гостя дорогого... — лез об ниматься Пежин к Селифону. — ..Лусти! Пуста! — настойчиво вры ваются в сознание Селифона дрожащие отчаянием выкрики Марины в памят ное апрельское утро. — Пусти! — бессознательно повторя ет он и отодвигается от захмелевшего Автома. А потом, обнявшись, они вы валились из избы в прохладный сум рак завечеревшей улицы и запели с громкими выкриками, хватающую за пьяные сердца, тоскливую песню: Эх, да да по-од ка-ачмуш-ка. Да, эх, да ли из по-д бе-е-ло-го. Эх, да вы-ы-те-ка-ла ли ре-е-чка чис-тая, Да ре-чка чис-тая, эх, да вода б ы с т р а я . Эх да ли 'стру-я-а гор-на-ая, прочвор-иая... Пьяная песня побежала к насторо женному широкому размаху гор, урос- шик пихтачом, (заскользила по (порозо вевшему плесу неспокойной реки и, ис коверканная горным эхом, замерла в другом конце улицы.. * От пьянства Селифон распух, как. изю мина в медовухе. От недосыпу и тоски сбежал с лица густой рум'янец, щеки пожелтели и, казалось, еще гуще урос- ли смолистым волосом. Селифон .стал страшен.' —• Без прибору да с гульбища дурной волос, как на опаре киснет. Гляньте-ка вон у Селифона бородища по самый пу пок вьибутела. Не борода, а (средне-ази ятские владения, можно сказать— гово рил о нем, любитель порисоваться об ширными познаниями Егор Вторым Рыклин. Темно-малиновый шрам над правой бр'Овью 1(память от удара Ваничми Мо- кр'енького в домзаке), резко выделяв шийся на восковом лбу, делал странно непохожим правую сторону лица на ле вую. — Я tB'OTтебя, жабину сопатую, к Се- лифону Авалдуеву на денек сведу, ш тебе высекет щетину, — пугали именем Селифона озорных ребят чернушэнские бабы. От появлявшегося на улице большо го, всегда накмуренного Селифона ре бятишки бросались в первый попавший ся двор и долго боязливо выглядывали в щели забора. По ночам,, когда изгибающаяся от страсти Фроська припадала к нему на волосатую грудь ,и часто дьгша жадаым горячим ртом (П ри с а сы в ал а сь к его гу бам, вспыхнувший Селифон хватал ее и сжимал до хруста в пояснице. И в жимках его, и в невнятном при душенном шелесте губ, она чувство 1 ва ла, что все это предназначено не ей, что он и сейчас видит только «ее». От того, сгорая ревностью, в корчасс и му ках она металась до рассвета. Оттого бесстрашно, словно 'бегая над крутым обрывом, с бесстыдствам /пьяной раз
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2