Сибирские огни, 1932, № 9-10
шая Фроська, изредка заглядывал в гор ницу сквозь щель k двери. — Черней землй!.. — топотом дели лась ока с Ненилой Самоховной. Байка Ненила торопливо крестилась, уставившись отарч-воки-выцеетшмми гла зами в темные лики икон. Йотам приникшая к двери Фроська уловила не то задавленные стоны, не то рычанье раненого зверя, не умеющего плакать. Голова Селифона гулко -стуча ла по кедровой (крашенной столешни це, плечи вздрагивали, будто кто-то не видимый встряхивал его за шапку во лос. Фроська опрометью кинулась к мате ри и там бледная с жирными шматка ми веснушек, с мертвыми перекошенны ми губами, (припав к Васене Викуловне на грудь, заголосила: «Ой, да и што же я буду делать, да родимая ты моя ма- мынька! На попон, ой на погон да ка сатка ты моя CHSoiKipbMaH, гонит он ме ня от -себя...». В Амосовюкий крестовик роем слете лись соседки. Услужливые полоса сер добольных подруг, готовых при случае поголосить гуртом, ^вскоре вплелись в визгливые причитанья Фроськи. Верное лекарство от крутой -сердеч ной Селифониной тоски отыскала Ва сена Викуловна. — Молчи, доченька, ечас я!..—И она молодо спрыгнула в подполье, нацедив вровень с краями берестяной туяс пан ной медовухи. — iHa-ко, роднаечка, бла- словясь. Не нами сказано: игапьет ме- довушку, позабудет и молодушку, а хлебнет винца, — позабудет и отца. Она медовушка-то какую угодно чер ную кровь расшибет. Пусть попьянству ет, в пьянстве перегорит; а протрезвит ся — человеком станет. BaiceHa Викуловна на людях сдела лась необычайно говорлива. Как град с неба пал позор на Амо-совский дом: «На единственную дочку-ваковуху ря бую. чужого мужика от живой жены силком затащили. Обошли в пьяном виде, а он протрезвился, вдогонь за женой кинулся и поповского жеребца в реке утопил»... Вот почему слезы Фроськи попыта лась встретить с ухмылочкой Васена Викуловна, чтоб не подумали люди-до бры, что и вправду такое непереносное горе у Селифона Абакумоиича Авалду- ева — богоданного эятюшки. — И не круши сердце, Апросинья Амосовна! — хлопнув дочь по плечу, •снова заговорила Амосиха, посветлев таким же пестрым, как и у Фроськи, ли цом. — У каждого из нас всего на веку (перебывало, не одна мозоль на сердце изношена. Оно будто со стороны толь ко кажется кругло да гладко все, как на яичке, а каждого копни — упился бе дами, опохмелился слезами... И Амос Карпыч, и Макрида Никано- ровна Рыклина, и Автом Пежин лекар ство Васены Викуловны -одобрили. Фроська осторожно накрыла туяс фартуком и бережно понесла домой. Напутствуемая вздохами бабки Нени- лы и набившихся в кухню соседок, Фроська тихонько -открыла дверь в гор ницу. Селифон все также сидел, нава лившись на стол, и, обхватив точеные ножки, молча -сжимал их. Низко кланяясь, через каждый шаг, двинулась к Селифогау Фроська. В тря сущихся руках ее медовуха -плескалась через край туяса. Рта раскрыть она так и не осмелилась, а стукнув днищем о крышку стола, тихонько опустила руку ему на голову. Он не отвечал ни одним движением на теплоту ее руки. Фроська осмелела и робко пр-отяяула ладонью по волосам. Селифон испуганно встряхнул головой и оторвал от холодной -столешницы на литое кровью лицо. Рука Фроськи, взметнувшись, упала ему на грудь. Селифон уставился на нее -окоченелыми, невидящими глазами. И -она, пятясь от пылающего лица его, -обложенного дремучим черным с про синью, волосом, от темно-малинового изогнутого шрама над правой бровью, от круглых, -страшных в неподвижности глаз, гулко хлопнула дверью. Бабы метнулись на улицу. В дверях образовалась давка. Селифон перевел взгляд на туяс и не доуменно и долго рассматривал яркую раскраску береста. Потом он жадно при пал к нему и крупными затяжными глот ками -стал пить черно-коричневую бра гу. Запрокинутая, стекшая на грудь бо рода его мелко вздрагив-ала от толчиоов переливающейся в горле медовухи. Селифон пытливо смотрел в желто вато-пенную накипь, словно силясь ?а
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2