Сибирские огни, 1932, № 9-10

лы. И, что .вцолве понятно для мальчика его лет, -• после всего этого, после невероятного ДЛЯ, ИаПОЛНеННОГО ОГНеМ, КРОВЬЮ И ВЫСОКИМ напряжением, после дня, когда переломилась вся прежняя Кешкина жизнь — на рассвете, когда затихает бой — Кешку охватывает р а з ­ ряжающий, нервный плач. Кешка плачет. Кешка плачет, а Тверской негодует. Что такое? Почему такой невыдержанный, тачой не железобетонный мальчик? Отчего он пла­ чет? здесь Тверской делает загадочное ли­ цо). А! Понятно! Теперь все понятно! Этот самый мальчик Кешка плачет—потому, что он не мальчик и не Кешка, а никто иной, как кантианец. Носитель и проводник категориче­ ского императива. А то и оборонец, неровен час. И плачет он, кантианец Кешка потому, что нарушены вечные законы морали и пра­ ща,.. Увы! Это — не преувеличение... Читайте И. Тверского, стр. 138, строка 20 и ниже. Совершенным непониманием худажесгвежш- го слова звучит утверждение Тверского, каса­ ющееся рассказа «Бабья печаль». Никак нель­ зя понять, что хочет автор статьи от Парунь- к л, которая естественно опечалена своей бере­ менностью от неизвестного ей чеха и в то же •время .чувствует нарастающий комплекс ма­ теринских чувств. Гольдберг 'Сумел с большой проникновенностью показать переживания Па­ ру ньки. Он сумел показать, что в Паруньке нарождается не только материнский инстинкт, но начинает пробуждаться -и классовый ин­ стинкт. Печаль Паруньии, этим и обусловлена. Утверждение Тверского о том, что -«автор охвачен эротическим бредом» и что «эротика занимает в произведениях Гольдберга (главен­ ствующее место — придется оставить исклю­ чительно на совести автора статьи. Это утвер­ ждение является столь необоснованньш, что трудно подыскать к нему 'соответствующую аргументацию. Необходимо заметить, что Гольдберг редко пользуется обнаженно-нату­ ралистическим методом для показа явлений и, как всякий большой художник, умеет выби­ рать средства и экономить их. В частности, в рассказе «Цветы на снегу» эпизод самопо­ жертвования Наташи, отдавшейся офицеру, дабы 'получить план карательной экспедиции— этот эпизод автором завуалирован и звучит совсем не эротически. Или далее. Тверской бросает в лицо советскому «писателю обвинение в определенных и недвусмысленных симпатиях к сибирской контрреволюции. Эти иимпатни якобы выразились в рассказе «Путь, не отмеченный на карте». Рассказ, до сих пор понимавшийся как художественный показ ’об ­ реченности колчаковщины, неизбежности ее гибели — наверное, поэтому он и был рек о ­ мендован в красноармейские библиотеки и вы­ держал три издания — этот рассказ отныне бойким критикам об'явлен пламенным пане­ гириком колчаковщине. Гольдбергам в этом рассказе допущены ошибки. В нем, действительно, можно просле­ дить попытки писателя распространить) «за­ кон тайги» « а социальную тематику — ио от всего этого очень далеко до контр-револю­ ции. Гольдбергу можно было бы порекомен­ довать в то время, когда писались рассказы сборника «Тайга в опне» (1926-1927) (вдумчи­ вое изучение движущих сил революции, неко­ торые главы политграмоты даже — но наве­ шивать на писателя всех возможных собак, истреблять писателя, так 'сказать, на корню — могут только критика типа Тверского. Такие статьи как— «Чужой огонь» являются в результате невнимательного подхода к пи­ сателю, в результате применения к писателю головокружительного лозунга — «Союзник или враг». Статья Тверского — 'ошеломляю­ ще неверная статья, совершенно дезорганизу­ ющая писателя, дезорганизующая широкие пи­ сательские массы. Ведь вы вдумайтесь только в тот букет эпитетов, которым наградил бодрый критик писателя И. Гольдберга: — Мещанин. — Пошляк. — Проводник реакционной теории В оров ­ ского. — Эротоман. — Идеалист. —• Обыватель, принадлежащий к обыва­ тельскому болоту. — Кантианец, проповедующий кантовский категорический императив. —- Чудовищный клеветник. И в конце концов: «Реакционность этой книга не внушает ни­ каких сомнений. Перед' нами книга, написан­ ная с классово-враждебных позиций... Огонь, который пытался И. Гольдберг зажечь в своей книге — это чужой огонь. Его потушили р а ­ бочие и крестьяне Сибири, когда они разбили Колчака и 'изгнали чехо-словаков». Сиречь — И. Гольдберг — колчаковец, и че- хо-словак. «Что и требовалось доказать!». И это пишется о писателе, имеющем за с о ­ бой многолетний, своеобразный и глубокий творческий путь, о писателе, честно и серьез­ но работающем в последнее время над пере­ стройкой своего творческого метода, над о р ­ ганическим преодолением прошлых своих ошибок! Если бы критик из «Локафа» более честно и вдумчиво просмотрел творчество писателя в последние годы, он нашел бы тому яркое д о ­ казательство. Н о все дело в том, что мы очень ленивы и невнимательны, и подчас не имеем достаточного представления о писателе, кото­ рого наспех подвергаем драконическому р а ­ стерзанию. Гораздо проще — надергать случайных ци­ тат, показать свою ученость («к а т е г о р и - ч е с к и й и м п е р а т и в » ) , свою выдержан­ ность, свою железобетонность, сдобрить все это площадной руганью и парой фокусниче­ ских маневров и ©сем этим вместе взятым истребить писателя. И это называлось (в неко­ торых кругах и не так давно) — критикой! С такой критикой не спарят. З а нее бьют по рукам. * * БАРНАУЛЬЦЫ БУДУТ ПИСАТЬ ..Получили и проработали ваше последнее письмо. Из письма видно, что Оргкомитет чут­ к о и внимательно относится к местам. Это больше всего радует и вселяет бодрость. Указания Оргкомитета о необходимости повседневной заботы о литкружках, о скоаа- чкванин литературных сил, о (вовлечении в ли-