Сибирские огни, 1932, № 9-10

Потребность выражать вслух мысли, зальемся. А маральник, а мельница, а долго скоьгваемые от посторонних, при- каки покосы раскосили... И хоть если ходила в минуты глубокого волненья. Будучи еще парнем, рассказывал он тайге о своей любви к молодой тогда и дикой, как неловленная на уздуv жере- бушка, — Пестимейке. В памятные ме­ сяцы, перед его вступлень-ем в колхоз, нередко приходил он по ночам сюда и также вот разговаривал сам с собой. Герасим Андреич положил локти на прясла поскотины. Шорохи земли я леса вначале глушил рокот полноводной реки, шум оставлен­ ной деревни, но через минуту опытным, ухом таежника он уже слышал скрытую жизнь тайги, -Вблизи, в полуистлевшем дистопаднике оживленно пищали и ше- борчали мыши. На листзяжной колоди- ке сначала услышал, а потом я рассмот­ рел полосатого бурундука. Домовитый зверек энергично расчи­ щал небольшое дупло, очевидно, гото­ вя ело для будущего склада кедровых орехов. Но и мышиный писк и возню бурун­ дука резко оборвало сердитое урчанье какого-то небольшого хищника. — Горносталь! — и Герасим Андреич по-охотничьи припал к изгороди. Успокоившиеся мыши вскоре снова за­ пищали, а горностая не было видно, как ни обшаривал зоркими глазами пни и колодины Петухов. На листвяжине снова появился исчез­ нувший было бурундук и только одли раз успел скребнуть передними лапка­ ми: гибкий рыжеволосый зверек упал на него, как искра. — Ух ты!... — не удержался от вскри­ ка Герасим Андреич. Горностай исчез, а на колодине вытя­ нувшись и беспомощно перебирая зад­ ними лапками, -остался лежать с проку­ шенным горлом, полосатый бурунду- чек. Герасим Андреич перелез через по­ скотину, подошел к зверьку, положил его, еще горячего, на широкую ладонь и дунул ему в блестящий, как черемуха, глаз. Искристая поверхность глаза по­ дернулась дымкой, как стекло. — И -отгоношился... Тварь бессловес­ ная. Сгниет я все тут... А мы — вот — крепче. Тут, брат, погодишь пожалуй! Обились вот на сто ульев и все рамоч­ ные. За лето, если на рои пустить — 'утроить можно, а при урожае — медом крышка кому придет, но пасека, но ар­ тельный маральник и труд твой в года уйдут. Перед простой, как вздо-х, премудро­ стью лесной жизни и смерти, захотелось п-овеличаться бессмертной стойкостью' своих дел, что приобрел человек в уте­ шение за краткость личного бытия. Не выходя на дорогу, Герасим Андре- яч пошел к деревне вдоль прясла. Из леса по-прежнему доносился невнятный шопот, всфырк и возня ночных зверь­ ков, переклики птиц, но они уже не за­ нимали e-го. Тревога, томительное ожи­ дание завтрашнего дня внезапно обме­ лели. Уверенность -в благополучной зи­ мовке пчел выросла неожиданно и от­ того порог дома пере-ступ-ил твердым -шаго-м. ★ Работали бесшумно и бы-стро. Стани­ слав Матвеич, вырядившийся для тор­ жественного дня в новую холщевую ру- баху, брал улей и, заткнув леток, ти­ хонько ударял по крышке. Насторожен­ но припадая ухом к стенке, вниматель­ но вслушивался. Из полутемного омшаввик-а он пере­ давал улей бабам на носилки. — Попасите, святые Зосима и Савва- тий соловецкие, пчелок стаями, роями, густыми медами... — про себя шептал он, а потом уже, ото вятски крепко при­ падая на «о», давал распоряженье: — Справной! На главной порядок!... Матрена Погонышиха с Христиньей Седихой подхватывали носилки и бе­ режно несли улей к Герасиму Петухо­ ву, устанавливавшему их -с «петушата- ми» на подставки. —• Т-ошшой! На подкормку! — озабо­ ченно определял Станислав Матвеич по неуловимым, -ему только известным признакам пчелиную силу и улей отпра­ влялся в другой конец «постанова», по­ падая к Дмитрию Седову с Зотейкой Погонышем, А когда к позднему обеду из суме­ речного нутра омшанника извлекли пос­ леднюю пчелиную семью, Станислав Матвеич, щурясь вышел на залитую солнцем поляну и, -остановившись по­ среди окрашенных в яркие цвета уль­ ев, торжественно склонился н-а колени. — О, пречистая, пресвятая богороди­ ца! — на всю пасеку зачитал он. —•