Сибирские огни, 1932, № 7-8
Комиссар на собрании говорил удиви тельно просто и — о простом. Он заявил сразу, что терармейцы — бойцы не испытанные, молодые, но о каждом ело дела говорят лучше, чем разный справки и документы, хютя и оправками брезговать не следует. — Вот хотя бы товарищ Кошкин. В этой печальной истории он — главный герой, а многое мы о нем знаем? Был на стройке, работал пожарником, при зван в терчасть, родился .в таком то го ду. А до стройки? Говорит, что жил в деревне. А семья? Кто ваш отец, това рищ 'Кошкин ? Комиссар встряхнул кудрями, потер шрам, кашлянул и тихо рассмеялся. — Что-то у нас Кошкин молчать мно го стал, — шутливо заметил он. — Зато Ермаков — чувствую — разговорится сегодня на ять. Еще в больнице слова запросил. Отделком Ермаков здесь? — Здесь! .— рванулось из рядов. — Хорошо, — одобрил комиссар. — Сейчас вы получите слово. Но перед этим я хотел сказать вам, товарищи...— Он новел то собранию -настороживши- мся взглядом. — Я хотел вам напом нить, что следует каждому в свой коте лок заложить прочно напрочно: классо вый 'Враг не добит. Классового врага до бить во что- бы то ни стало! Ясно?.. — Яс-с... — прокатилось по казарме. — А впрочем, —- покривился комис сар, — мак знать! Может быть... кому и не совсем ясно. Огненно-рыжая голова Сеньки свеси лась было с верхних нар и тут же зиять воткнулась в подушку. Сенька притво рялся больным. И вот перед бойцами Илька. Он стоит перед ними коренастый, ши рокоплечий, смотрит серыми глазами из под желтых век, — немного похудал, чуточку по 1 блек, но такой же плотный, такой же аа-крепко Сбитый, свой коман дир. В руках Илька держит книгу. Вид у нее потрепанный. Читана много раз. На обложке — две .половы, два стари ка, борода одного большая, широкая, а волосы откинуты назад. По этой кни ге Илька учился понимать мир. — Я, Товарищи, беспартийный-бат- рак, — начинает он, опустив глаза и пе релистывая книгу. — ...Вот что на этот счет здесь ска зано ! Илька стал читать, отчеканивая слов -«История всякого общества и до на ших дней была историей (борьбы клас сов. Свободный и раб, патриций и пле бей, 'Синьор и крепостной, цеховой ма стер и подмастерье, —■ короче — угне татель и угнетаемый находились в бес престанном антагонизме друг с другом, вели непрестанную то скрытую, то яв ную борьбу...» — Это пишут про вас, — поднялись иа бойцов ясные глаза Ильки. — И про меня. Жаль только, что революционную литературу я стал читать лишь здесь, в Красной армии, а до того ничем не ув лекался и был слеп, как крот. Хозяин ме ня надувал, ia я думал, что так надо. Сын хозяина оскорблял, а я, кроме ку лаков, не знал от него другой защиты. Но и здесь, в армии, (будучи беспартий ным и нерешительным, я совершал боль шие ошибки. Дело такое, товарищ ко- миссир: я до сих пор никому не 'сказы вал, что Кошкин мой одаоселец и что я знаю всю его жизнь насквозь. Рассказать мне есть что. И сейчас я это вам расскажу... Он закрыл книгу и бережно положил ее на стол. Рыжая голова на верхних иарак опять приподнялась над подуш кой. Бойцы оглянулись. Пугливая тиши на сегодня своевольствовала р казар мах. ■к «...В тот год весна удалась — неве роятная ,весна! — дружная, теплая, ка кие в Сибири случаютая может быть раз в сотню лет, — начал свой рассказ отделкам. — Теперь в Красной армии по мне все весны хороши. Балобаяди- ты пошаливают, в поезда бомбы кида ют, а наши бойцы усиленно чистят вин товки, глядя то на Запад, то ка Восток. Но сознаюсь, — в ту весну, товарищи, я ждал троицу, словно девка обнову. Самая что ни есть опасная пора жиз ни — двадцать один год — подошел ко мне. Что поделаешь! — человек обра зуется не сразу... Встречали мы Троицу за селом, в ле сах, под гро;м птицы, песенный стон ру чьев. А леса у нас — урманы, старин ные леса, и человек тоже старинный, нраву дикого, с (фантазией. И вот в ту весну коснулась меня, ли хие товарищи, пьяным крылом любовь. Дело оно бытовое, но только жаль — не суждено ей было свершиться...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2