Сибирские огни, 1932, № 6

Вздрагиваю и ползу... Темнота. Я ничего не вижу. Может быть, на­ толкнусь на сонного часового? Н« кому нужно охранять покой мертвых?.. — Жить... жить... жить... Канава загнулась, я вылезаю и ползу бурь­ яном. Острый запах полыни дурманит голову. Ру­ ка исколота, в ранках «страя боль, колени уста­ ли, плохо сгибаются... Ползу... И вдруг моя единственная рука не нашла опо­ ры. Я кубарем, по уступам, скатываюсь куда-то вниз — думал в погреб попал. Оправляюсь от ушибов и снова ползу... Под рукою холодные камни, песок, берег реки. — Ишим, — вздрагиваю от радости, падаю на грудь, долго и жадно пью, потом, превозмогая боль, быстро стаскиваю с себя рубашку, штаны, сапоги, связываю узлом, укрепляю на спине и ти­ хо иду в воду. Холодные струи приятно ласкают тело, утиха­ ет боль в плече, но я знаю, что в воде сильнее сочится кровь из раны. Тороплюсь. Мешает левая рука, с каждым мгновением тяжелеет тело. Бе­ рега в темноте не видно, от этого сердце давит страх и кружится голова. Холода как-то не чувст­ вую, кажется, что вместо воды я плыву по реке еще неостывшей крови и сгустки ее залепляют мой нос, рот, — не дают дышать. Наконец, нога задевает песок. Я на берегу. Быстро одеваюсь и, согнувшись, точно меня могут увидеть в темноте, выбираюсь из кустов, иду степью. Ночь коротка. Рассвет застает меня у камыши- ного озера. Я оглядываюсь на восток и вижу на равнине черную бесформенную груду и стслящий- ея по земле белый дым. Это все, что! осталость от Амантая... И я шепчу про себя: — Вам, погибшим в бурю, — вечный покой и слава! Ваши имена я записал в сердце моем, я их сохраню, я о вас расскажу живущим... И имя ваших палачей — я тоже сохраню... .Птицы песней встречали рассвет... Я отыскиваю в камышах место и ложусь на влажную от росы землю. Но уснуть не могу: чер­ ный страшный день и такая же ночь переполни-, га мое сознание жуткой правдой, меня лихорадит, я дрожу. Когда огненные мечи багрово-кровавого солн­ ца пронизали складки облаков и вонзились в не­ бесную синь, я услышал песню человека. Разве можно сейчас петь и какие слова нужно вложить в песню о погибших и славных?.. Ехал степняк. Он был молод и песня с ним бы­ ла в дружбе. Звонким голосом он выводил муд­ реные ноты любовной песни: Сагым по степи колышет, Как верблюды горбами — Завтра б у д ет погода. . . Ай да погода!. . С Черного крикну брода , Малике за горами Услышит, Ай да услышит.. . И, переходя на размер галопа, он крикнул: Аы -ый ! . Малике, Айналаии, Малике Приезжай ночью к реке На своем Бурке , Ай да на своем Бурке. . . Когда в небе Кусын-жел 1 Рукавом расшитым ляжет, Сердце Малике подскажет , Где е е степной орел. . . Аы-ый, Малике, Айналаин, Малике. .. Он поровнялся СО' мной, лошадь испуганно от­ прянула в сторону; Казак стегнул ев нагайкой,, выругался. Я поднялся на колени и крикнул: — Тратр!2 Он под’ехал, пристально вглядываясь в меня. — Ни игрек?3 — Ты не знаешь, где кочует Касым Желба- ев?, — спросил я тихо. — Кайда не знаем... Наш аул... Еве шактым булады4. Кошуйт... Тибе знаком? — Знаком... Я расстегнул ворот рубахи, показал окровав­ ленное плечо и. грудь, у казака мгновенно сгасла радость; сдвинув к переносью широкие непово­ ротливые брови, он спросил: -— Тибе Амантай?.. штриляйт?.. — Амантай... Подвези, пожалуйства... 3 . Большой крен на левое крым оборвал мои вос­ поминания. Я подхожу к маленькому окошку впе­ реди кабинки. Пилот Мамаев и борт-механик Са­ вельев, оба очкастые, напоминают мне сов в гнез­ де. На маленьком клочке бумажки я пишу вопрос и передаю в окошко Мамаеву: — В чем дело? На обороте лаконичный ответ: — В радиаторе кипит вода... Мы стремительно идем к земле. Освещенная солнцем земля зовет и манит к се­ бе. Хочется скорее встать ногой на ее твердую, непоколебимую грудь... Я вижу в окно черные квадраты пашен, серые юрты кажутся мне сверху коонемными кругами, брошенными на землю, табунок скота — рассы­ павшийся семьей муравьев. 1 Млечный путь. 3 Стой! 3 Что надо? 4 Д в е версты будет . зГ