Сибирские огни, 1932, № 4
георгий Павлов и, спуская с рук Талочку, оказал: — Идите! Не бойтесь!.. Пепельный, «жженный прутом, отскочил и ото ропело уставился на вновь появившееся лицо. Умело сколоченная фигура, .невысокая и нениз кая. Свободно развернутые плечи. В движениях— никакой суматохи, неряшливости. Голос — соч ный, внятный. Простые серые, но теплые и жи вые глаза. Он посмотрел на пепельного с каверз ной улыбкой и уничтожающе кинул: — Ты чего рыпаешься?.. Кровь королевских селедок бушует? Цыц! Он погрозил прутом и, качая головой, разводя руками, укоризненно выкрикивая: —- «Ай-ай-ай!.. Ай-ай!» — направился к женщинам и Палочке, уже стоявшим на дороге. Пепельный смотрел ему вслед, леденея на мес те. Он потерял себя. Он сбился со своего породис того стиля. И, по зная, что делать, он поднял морду к низкому и рыхлому небу и тихо завыл. Медленно удалялись люди и собаки. Еще мед ленней удалялись, затихая, голос-а людей и осо бенно несносный раскатистый смех Клима Козыря. Пепельный сидел все на том же месте и без домно ныл. 4 Веселое громыхание пассажирских поездов дей ствовало на западную половину Гарбызуя ожив ляюще. Скорый с востока возвещал ее. обитателям в течение двух лет полдень. Соаслужапще откла дывала перья,. •бум&ш', закрывали конторские книга и развертывали аппетитные завтраки. До мохозяйки и домработницы спешили с последни ми закупками в магазинах и на базаре, все энер гичнее ругаясь между собой в очередях. Талочка. посхватывалась; «Боже, я еще не причесалась!» Два почтовых поезда напоминали в зимние ве чера о кино, о театре, о случайном концерте, о гостях с выпивкой и бесконечным преферансом, о скуке. Заядлые п нетерпеливые любители всяких «новостей» и свежих газет устремлялись на вок зал. В дни процесса «Промпартаи» число их удво илось. Они возмущались хором, если газеты не приходили. Семен Терентьевич просматривал га зеты тут я* ® буфете, за бутылкой пива. Он не был одинок в своей привычке. За столиками шуп- шали газетные полосы, пенились стаканы, возни кали и крепчали споры по поводу прочитанного, а чаще по поводу известий, полученных с оказией из соседнего, бывшего окружного города. Летом, в конце весны и в начале осени эта поезда встре чала и провожала гарбызуйская молодежь. Дамы приходили показать друг другу-туалеты. Палоч ка и Талочка ходили по перрону, как влюбленный. Молодежь хихикала. Она заформулировала их: I один целый и ноль десятых. Поезда уходили. Западная половина Гарбызуя оставалась на месте ш мечтала: когда же переи менуют их город? Это была трагедия, замыкавшаяся в безнадеж ный круг. Женщины отказывались называться гарбызуйками, мужчины — гарбызуйцами. Ос корбительно, не по-человечьи! Какой круглый ду рак придумал это название?! П лишь мальчшш:: издевательски-хладнокровно рифмовала’: Буржуй-Гарбызуй, Семячки жуй! Гарбызуйка-буржуйка, Кукиш разжуй-ка. , Гарбызуец, Не целуясь, Маму полюби! Папы и мамы раздраженно цыкали на маль чишек. Драли нравоучительно за вихры. Мал* чишки раскаивались и... изобретали в отместка такие рифмы, которые выдерживали только за боры. Говаривя&и, что местные власти не раз писали по инстанциям ходатайства о переименовании го рода, Но, увы, кроме странности самого слова «гарбызуй», других доводов о необходимости идя целесообразности перемены названия не было. Впрочем, однажды у всех отлегло на сердце. Про шел слух, что доводы найдены: надоумил цераб- вошювсюий сторож: «И как ото, говорит, пишут мне: Гарбызуй, улица Клары Цетгаяой... Срамо та получается! Улицы у нас как улицы, — все в память или в честь мировых вождей револю ции — Карда Маркса, Розы Люксюмбург, Треть его Коммунистического Интернационала, а город сам — Гар-бы-зуй! Гарбы!.. Зуй!.. Не поймешь, что значит и откуда такие слова! Хуже иностран ных!». — Дикое слово «гарбызуй» было посрам лено с убийственной несомненностью. Но прошла декада, другая, прошел месяц, второй, прошел третий, —- Гарбызуй оставался Гарбызуем. Кто- то усомнился — было ли вообще возбуждено хо- дотайство? Церабкюоповский ньютон был изру ган за-глаза вдоль и поперек. Опять начались ме чтания о том прекрасном случае, когда Гарбызуй будес вдруг переименован. Вдрызг разуверившие ся выдвигали злобные проекты: сжечь город до тла и строить новый под другим названием, уе хать всем жителям из Гарбызуя... Палочка пред ложил об'явить голодовку всех мужчин и женщин старше восемнадцати лет. Талочка панически вхзипнула: «А как же я буду без обеда?!». Hi, лочкин папаша, назвав сына болваном, язвил: «Дать об’явление в газеты — «меняем слово Гар бызуй на любое человеческое, согласные в от- езд»... Таково было общественное бытование западных гарбызуйцев.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2