Сибирские огни, 1932, № 2-3

к оп т е л ов Ярманка с ласковыми словами ходил вокруг коня. Под копытами «Ястреба», в мерзлой земле появились ямы. С каждой минутой лошадь вздрагивала слабее. Парень смело отвел ее в сторону, накинул поводья, всунул удила в горячий рот и, уцепившись за гриву, взметнулся на спину. Вонь взвился на дыбы и заплясал. Толпа ахнула: сейчас голова парня зазвенит о землю. В первый миг он покачнулся, — вот-вот грохнется, — но тотчас же обхватил нога­ ми крутые йока, обнял цепкими руками шею. Пот лошади 'бодрил. «Скоро умается и смирится», — подумал он. Конь рванул вперед и высоко взлягивад. Ярманка, прильнув к «Ястребу», видел, как недалеко от него рыжая лошадь волочила по земле сбитого всадника. ' Ветер рвал шерсть с воротника и лисьей шапки Ярмаяки, шелковая кисть не касалась меха. Почувствовав, что грудь седока приподнялась, конь со всего маха прыгал вверх — вот-вот перевернется на спину. Даже уши побелели от пота. Полдня носился парень по долине. Гнедой, пошатываясь, к коновязи возвра­ щался шагом. Не шелохнулся, когда заседлывали. 'Послушно шел вокруг селения. — Учись, милый, учись. — Седок жесткой ладонью хлопал по мокрой шее. — Я сам учусь. Привязывая на выстойку,. обнял морду. — Вот ты и повод узнал. Постоишь здесь, обсохнешь — сена дам. Так-то лучше. Зубы твои овес попробуют. Мужиш, отдыхая, сидели на земле, дружно дымили трубками. У кого шуба разорвана, у кого весь бок в снегу. Тюхтень, покачиваясь, говорил нараспев: — Когда-то на атом месте плескалось озеро. Оно 'было женщиной. Мужу ее, охотившемуся в дальнем урочище, приглянулась русская, — и он ушел в бескрай­ нюю степь. Взволнованная жена разметала камни, прорвалась между хребтов и под Бейском-городом настигла его. Тихий вечер спускался в домну. Горы оделись в полосатое: ярким пламенем охвачены «белки», ниже их — темнеют кедрачи и еще ниже — голубым поло­ гом снега накрыты холмы. Уходил первый необычайный день. 4 \ Борлай ехал серединой улицы и вполголоса пел: — В белом доме жил стариченко, длинноволосый, как баба. Вон в том берез- нике он драл Бордаева отца и заставлял креститься. В этой улице молодого алтайца, которого зовут Борлаем, колотили русские. Теперь в белом доме — аймакисполком и Борлай приезжает туда, как хозяин, за одним столом с русскими сидит и все дела решает. Стали русские братьями алтайцам. Несколько раз проехал по всему селу из конца в конец, — искал председателя колхоза «Первая пятилетка», спрашивал у каждого встречного, но в ответ ему только плечами пожимали: — У нашего председателя хлопот полон рот: не скоро сыщешь. — Он у нас летает по селу, аж шуба шумит. — Время горячее, к севу готовимся — председатель на месте не сидит. Какая-то баба посоветовала: — Гони скорее — захватишь. Своими глазами видела — в мастерские зашел. Густой звон вырывался в открытые двери и катился по селу. То на одной, то на другой наковальне плясали иод молотками красные куоки железа. Резко пе­ рекликались отклепываемые лемеха. Визжало еврло, прокалывая толстый лист. В мастерских Борлай был в начале зимы, когда приезжал на аймачный с’езд. jg Вот так же стоя.» тогда безносые плуги, беззубые вороны, крылатые жатки. Каж­ дую машину ощупал, пробовал приподнять — тяжела ли. Безусый парень, только что возвратившийся из Москвы, где он учился, рассказывал, зачем у плуга нож, а у жатки крылья. Борлай с нетерпением ловил каждое слово. Хотелось все узнать и об этих машинах, и о том большом городе, в котором учился парень, — - и он, пот- 8 ряхивая плужную колеснику, спрашивал: «А эта таратайка зачем?» Встретить бы