Сибирские огни, 1932, № 2-3
Я замолчал и стал помогать бабушке. Кавалеристы ели усердно. Некоторые отваливались от стола, ложились на иод и откровенно задремывали. Другие выходили на лужайку и там лениво переговаривались, неторопливо играя в очко и, при посредстве шпор, почесывая обделанные в кожу зады. Отдохнув, они возвращались к столу и бодро « р ам : — Даешь жратвы! Бабушка свалилась, наконец, от кухонных волнений и я занял ее место. В этот памятный день я поставил не менее, десяти самоваров и сварив прибли зительно сто1шестьдесят яиц. Я щепал лучину, я подкладьтал угли и тревожно думал, на -каком же разе рас плавится наш самовар? Я думал также о гимнастерке и о хромовых сапогах. Потом я .задумался о недавнем бое. Мне было тогда пятнадцать лет. Стоя у рас каленного самовара, я воспламенился мальчишеской мечтой о гордой судьбе волна, ве дущего коня навстречу смерти. 2 4 С той осени прошло двенадцать лет. Срок этот вполне достаточен дня того, что повествование мое закруглилось плав ным эпилогом. Я часто вспоминаю Яна. Загадка его смерти по-настоящему меня волнует. Почему он оставил Марину? Что потянуло его на родину, — смутная ли власть или сознательное решенье? Я стараюсь проследить весь его путь от прощанья с Мариной и до возвращения в Красноярку. Начало этого пути можно восстановить без особенного труда: Я отчетливо вижу, как он прощается с Мариной, оглаживая ее плечи и говоря о том, что со временем он вернется. Он просит ее понять, что ему нужно побывать на родине. Он говорит ей о том, что ему нужно хоть одним глазом глянуть на ту за варуху, которая там начнется. Прощанье длится долго. Наконец, он освобождается от ее рук и стремительно уходит. Он проходит пятьдесят километров, изредка останавливаясь, чтоб посидеть б,таз дорога и подкрепиться двумя-тремя лепешками. Ночью он приходит на станцию. Вокзал зияет разбитыми «н ам и , в зале для ожиданья скудно горит керосино вая лампешка, измученные люди копошатся в углу и теши измученно мечутся на измазанной, некогда белой стене. Да другой день приходит какой-то поезд. Вокзальные люди бешено срываются с места и бегут к теплушкам, волоча мешки и гремя сундуками. Через несколько чабов поезд двигается в путь. Он идет утомительно медленно, останавливаясь между станциями и еще дальше проста,иная на самих станциях. На третьи сутки поезд доползает до города. Ян всю ночь бродит но улицам, слабо освещенным и совершенно пустым. Утром он находит пересылку для (военно пленных. Тут .начинается пересыльное сиденье и я теряю руководящую нить. Я установил вспоюледствии, что пересылка тогда помещалась в пустом складе речного пароходства «Русь». Я видел этот оклад и мне не трудно представить, как Ян томился здесь дни и ночи вместе с другими военнопленными. Вероятно, они брали кипяток в той самой чайной, которая издавна стоит на горке. Несколько раз в день они ходили к начальству, тоскливо спрашивая о том, когда же будет отправка. В пересылке, ломая казенный хлеб, они говорим о родине. Все это, конечно, не трудно представить человеку, который побывал в Самаре в "тысяча девятьсот девятнадцатом году и который хоть однажды видел склад бывшего пароходства «Русь». 5 5 марина
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2