Сибирские огни, 1932, № 2-3

петр гинц ель ни не спишется? Чего же. я скажу про вас? Что вы у кулаков на поводах ходите? Так, что ли? — Да вишь, непогодь-то какая... Мы бы выехали, велякос-ли это дело сне!' раскидать, -— раздались примиряющие голоса. — Не было бы непогоды, да заносов, так вас бы и не звали... Сборня з&стыла в молчания. Вой ветра за окнами казался еще грознее. -— Кому на радость застыли поезда? — спрашивал Степан. — Этому дяде? — ткнул пальце* в сторону Коваля. — Какая мне от этого радость? — потупился Коваль. —- Это Степану радость, — раскатился ехидным -смехом Пантюха. — Мы на прорыв, а, ты, верно, на полати... к Олене. Рад не рад, добрался до дому. — Я-то? Я1 — побагровел Степан и прищурил на Пантюху похолодевший глаз. — Ты забыл, дружок, что Степан 'Маколдин — колхозник, а на Кузнецкстрое — бригадир. Мие-то не привыкать в первых рядах биться. Погляжу, как ты... Он быстро успокоился, глубже напялил шапку, отчеканил: — На подготовку к выезду из деревни даю сроку три часа. Сбор здесь. И я же остаюсь пока за часового. а Крохотное зальце на полустанке Крутая Речка потонуло в клубах табачного дыма. А дверь все открывалась и -снова протискивались в тугую толчею людского потока облепленные -снегом, как ватой, полушубки, мохнатые шапки, тулупы. ■— Не чаяли и живьеде из экой непогоды вылезти, — рассказывал -старик Редькин, ковыряясь озябшими- пальцами в заледенешей огненно-рыжей бороде. Алешка Брыкин залился -смехом: —• Мотри, какой шарф вырастил, да еще и жалится на мороз, — указал глазом на бо-ро-ду Редьки-на. Тот продолжал свой рассказ: -— Как -приняло, -братцы мои, копотить... Как приняло... -Ha -грех на Егоршиной елани совсем со следу -сбились. Не знай* где кружить иринялися. Ну, скажи ты, сжертынька подвалила. Матова зерна не видать. —• А вон, никак и бригадир наш? — крикнул Алешка, увидев в двери. Степана Макол-дйна. —■ Чего замешкался? — Э-э, дядя Степан, гляди всюе щеку -и нос отморозил. Давай три снегом. —• А возьми ее нелегкая и с носом, и с-о щекой, — -отмахнулся Маколдин. — Ногу, вот должно и .на самом деле поморозил. Ступить не могу. Валенки пить просят. — Давай скидавай их? А щежу-то мы в порядок приведем. Алешка юркнул в сени, захватил там кусок снега и -с ожесточением принялся тереть побелевшую щеку и нос Маколдина. — М-отри, глаза-то с концом но вытри -свожу бригадиру, — кольнул Алешку злой усмешкой Ермолай Коваль. — Эх ты, будь оно неладное! Так, знать, и ходить тебе с этими пежинами. Короста еще пойдет, — досадливо ворчал Алешка. — Не ототрешь никак. Белын-беле- хонько. Маколдин махнул .рукой: —• Брось! Беда невеликая. С лица, говорят, не воду пить. Придет время - заживут. — А вы кипяточком, кипяточком, голуби, ногрейтеся. Чайку вон испейте, — крикнул из угла Редькин, хлопоча -около ведра -с кипятком. Широкое окно почти -сплошь закрыто -снежной пеленой. В правом углу окна -си­ нел небольшой треугольничек и- по нему взад и вперед сновали серебряные шмели снега. Вверху кто-то яростно топал по железной крыше. По углам стонали водосточные трубы. И где-то, не поймешь, — близко ли, далеко ли, как-то необычно странно, словно заблудившийся человек, треволсно вскрикивал паровозный гудов. ■ Коренастый человек, в черном -суконном пальто с красными кантами, нетерпели- 3 8 во протолкался в середину залы. Под глазами- у него — желтые пятна. В зубах —•