Сибирские огни, 1932, № 2-3

к оп т е л о в 11 — Ты, слышь, только подумай, какую целину дерем! Это место может тысячу годов никто не трогал. — Миликей развязывал мешок с пшеницей. — Эх, и хлеба же мы сгребем! Длинная полоса росла с каждой секундой, четыре плуга отваливали пласт за пластом. Днем работала одна бригада пахарей, а ночью, когда полная луна подымалась над темно-синими громадами гор -— другая. Токушев ездил на дисковой бороне. Простые бороны ж могли разрыхлить пласты, а только, прыгая с одного на другой, перевертывали их. Председатель с Миликеея отправились в колхозсоюз. Они верну­ лись два дня тому назад и привезли невиданную машину с двенадцатью круглыми ножами. За дисковкой, крошившей, пласты на мелкие куски, тянулась вереница ло­ шадей, запряженных в деревянные бороны с железными зубьями. 0а, каждом коне — по парню. Земля за боронами — мягкая, как пух. Нога тонет. — Земля-то, земля-то —г благодать! — . Кискин мял ее в руке. —■ Пшеничка вымахает —■любо-дорого посмотреть. Ка® .на хорошей опаре поднимется. Деревянное лукошко до краев наполнил семенами. Цветистую опояску, охватив­ шую лукошко, перекинул через голову. Полную горсть тяжелого зерна передавал с одной ладони на другую. — Пшеничка-то, как литая! Размахнулся и золотым дождем разбросил семена. — Вот так и сей, Борлаюшко. В две-то руки мы живо разбросаем, а к вечеру в один след покроем — пусть нежится. Борлай разбросил горсть семян и посмотрел на Кискина. —• Так, так. Давайкось веселее, да ровнее пойдем. Из леса вышли завьюченные лошади. На передней — кожаные мешки и дере­ вянная посуда, на задней — черные жерди — остов юрты. Борлай оглянулся. — Жаворонок знать-то летит. — Кто такой будет он? •— Алтаец один. Гляди, сюда подворачивает, — Борлай поставил лукошко на. землю. — Давно к нашему колхозу мужик тянется, да... родовые арканы разорвать не может. Сапога боится. По старым законам Сапог — родная кость, старший в племени, ослушаться его и оскорбять нельзя. Оставив лошадей, алтаец шагнул на полосу. Спросил о здоро-вьи «кота. — Далеко полетел? По лицу Таланкеленга весенним солнышком разлилась улыбка. — В колхоз кочую! — А не боишься, что мы тебя не примем? , — Пошто? Много людей приняли — меня принимайте. — Ты, друг, на семьдесят голосов поешь, не зря Тебя жаворонком назвали. — Борлай погрозил пальцем. Сокашев виновато склонил голову. — Ругай- больше. Дурак я был. Ошибку делал. Кама слушал, Сапога слушал, родней считал. К вам охота была и —- боязно было. Он выдернул кожаный кисет из-за голенища достал самодельную трубку. — • Покурим вместе — глаже разговор пойдет. Но Талаикеленг ж взял табаку, а вытащил из кисета бережно свернутую бумаж­ ку и подал председателю. — Тут все сказано. — Сердито плюнул. — Сапог — собака, Шатый — тоже собака. Тут написано. Я — Примай, Борлай. Сапога вместе добивать будем. Ш атая тоже из Алтая про­ гонять будем. 12 Дни стояли погожие, мягкие, изредка проплывает по небу дождевая тучка -— и _в опять солнце. Утром над полями струился туман, будто дышала полной грудью за- * • чавшая земля. На пятый день появились всходы, сизые, крепкие, словно шилья.