Сибирские огни, 1932, № 2-3

на себя, увидел не один десяток рук, все левые и вое грозят. Горы припрыгнули. Все перевернулось. По земле рассыпался стук лошадиных вопит. Жена подобрала его недалеко от юрты. Рядом с ним лежал причудливый сук, она долго смотрела на него, а потом, размахнувшись, бросила в «степь». 9 — «И еще прописываю тебе в коротких строках моего письма, товарищ пред­ седатель, Миликей лизнул карандаш, — что работа в колхозе «Светает» ключе* киши. Алтайцы до всего докапываются, все узнать норовят. День и ночь меня рас­ спрашивают. А землю-матушку мы в четыре плуга буровик. Глазам своим не пове­ ришь, — половину урочища подняли, —- черным-черно». Он перевернул листок и снова лизнул карандаш, по языку и губам текли фио­ летовые струйки. Па смятую бумагу ложились широкие и корявые 'буквы. — «Шибко стосковался я тутока, товарищ председатель, по печеному, хлебу. С одного толкана брюхо подвело, как у худой селедки. Спервоначалу жил на одном мясе, а теперь душу от него воротит, 'без хлебной крошки оно в рот но лезет. Третеводни сам за квашню взялся. Поглядел бы ты, товарищ председатель, что было, баб ихних со всего колхоза сбежалоеь — повернуться негде. Всем шибко анггиреено узнать, как квашня творится, хлеб стряпается». — «Я покамест, сам знаешь, товарищ председатель, не остарел ишшо, — про­ должал он после короткого раздумья, — и без бабы жить мне эттака никак не можно. Есть которы алтайки — прямо заглядишься, а я етаким делом займоваться не хочу. Так пошли ко вне супругу мою Маланью Тимофеевну, а с ней картови два или три мешка — сколь можно от нашего колхоза и разных семян —- репных, морковных и всяких. Огород мы затеяли, А супруг^ моя станет обучать баб ихних разным делам по домапшо!сти —- мы уж тут русскую печь огоревали и швейиу машину раздобыли». — «В конце моего письма сообщаю, что в июне месяце наши алтайцы будут справлять праздник свой —- день гарнизации колхозу. Приезжай сам, товарищ пред­ седатель, и пусть больше наших катит сюда. Жду свою супругу, с ей и отпиши мне про все». ‘‘ Расписался Миликей Кискин. Бережно даернул бумажку вчетверо и углы схватил тонкой дратвой. 10 Теплая волна резко качнула и подбросила высоко. Таланкеленг взмахнул руками, •словно все еще. скакал на лбшада. Открыл глаза, взглянул на ноги и левую руку — все тут. Над ним чернеют задымленные стены юрты — в дымовое отверстие виден клочок светло-голубого неба, чистого, как горное озеро, но все окружающее «одро- гается от грома, будто плывут тяжелые тучи, а с вершины высокой горы сорвались камни и скачут по россыпи,- Крикнул жене, но никто не отозвался. Вместе с громом полился дикий рев, словно базлало стадо - буйствующих быков. Таланкеленг почув- ' ствовал, что тело его налилось огнем и силой. Каждая жилочка клокотала. —■Притащился старый барсук. Он до боли прикусил нижнюю губу и, приподнявшись на локте, прищуренными глазами следил за крутившимся возле костра шаманом. Изогнувшись, пнул его со всей силой, еще и -еще. —• Лучше мне в зубы медведю попасть, чем видеть, тебя, cajstbiii поганый из зверей. — С каждым словом выливался огонь, тело жгло слабее. Дикий рев оборвался. Шатый, недоумевая, остановился, колокольчики и жестян­ ки на спине и груди звякнули последний раз. Таланкеленг схватил крепкую головешку из костра и ударил по маральей коже на хохочущем бубне, по пестрой шубе шамана, —- Пусть сердце твое окаменеет. Пусть свернется кровь в твоих жилах. Слуги Шатыя юркнули в двери. Как отступал, защищая лицо правой рукой. Па бубне зияла дыра. Жена Таланкеленга лежала возле очага, уткнув лицо в теплую золу. 17 „Сибогни". 2. первая весна