Сибирские огни, 1932, № 11-12

чет Бухдяиов отсталым батракам, мол, все на ять, но есть «паска, что мы это, ну... как оказать, ну, выдохнемся. Нуж- но, мол нам ну, вроде бы сбавить око- рость, снизить темпы, а то, слышь, пос- пешишь и весь мир насмешишь. Да и запариться-то нам недолго. -Вота уже лучшееча' — медленней двигаться, да уверенно. Потом, — и помощи «нет на- Аему брату. На колхозы то не обо- прешься, а хлеборобы в загоне, душа отнята у них! Ово-де, братишки, конеш- но, правильно, что кулака давят, ему, слышь, кровопийце, так и надо. Только • все же бы и здесь перегибать пажу не следует — нужен все-таки крепкий союз промежду крепким рабочим и крепким хлебопашцем... Так наговаривал Бухляков молодым — не -все сразу, конечно, а по кусочкам менаду делом, кое-где... КОЛЬКИН КОНЕЦ В лязге, грохоте, скрипе вся шахта билась, в тяжелой музыке труда. Уже никому нет охоты много говорить, каж- дый рубает, рубает и думает, как бы дать норму больше своего товарища. Ползут канаты. 'Вдруг где-то 'стукнуло. Передернулся и стал канат лебедки. Вста- ли вагончики. И откуда-то снизу уклона донесся крик: — Сюды подавай дорожных! Пути не- исправны, скареиичааа... Дорожный Колька Постоялкин и бри- гадир Кустов, захватив инструмент, дви- нулись, вниз по уклону. Вот и причина остановки. Разошедшиеся рельсы. Вре- дитель какой-то их развинтил. — Эх, народец проклятущий! — вы- ругался Ильич. — Ну, Коля, справляй, а я глубже полезу — посмотрю... Колька заработал. Бахает молоток в железо, в дерево лезет железо, смыка- ются рельсы. Работа движется к концу. Подгоняет Колька последние шайбы к болтикам. Снова вверху стукнуло. И про- несся визжащий, переходящий в 'Свист, режущий ухо, звук. И страшное понес- лось вниз, в уклон с ревом, с треском, шумом. Кто-то вверху отчаянно, надрыв- но кричал: — Ой-ой, береги-и-ись! Орел! Ой, орел, орел сорвался... Сверху стремительно неслась сорвав- шаяся вагонетка. Она не катилась по рельсам, а смешно и чудовищно кувыр- калась, выбрасывая тяжелые кучи угля, фыркая пылью. Метнулся Колька направо. Каменная непроницаемая стена. Налево., Цепь ва- гончиков. — Назад! Назад! Бежит Колька, чувствует за плечами надсадное, похрапывание смерти. Дышит смерть в спину ближе, ближе, несут Кольку ноги все быстрей. А в голове проносится вЬе дорогое, милое... Мозг, и ум, и сердце бьется: «жить, жить». И ноги дробят частыми ударами: «жить, жить»... Но страшный смертоносный удар — гуррр-рвах! —- тупой удар ваго- нетки, скорбный, раздирающий крик, брьиги горячей крови. Вот и все. Сно- ва тишина. Только пыль вихрилась в уклоне. Погиб Коля. Работал с малой юности Тяжелая жизнь шахты!.. Робко подскочил бригадир Кустов, ос- ветил лампой. —• Эх, дорогуша-сынок! погиб! Колька еле дышал. — Ну, как, Коля, .будешь жить? Колька обернулся всем помятым, рас- топтанным туловищем, рванул темным пламенем своих Живых глаз и бросил по- следние слова: — Да, папаша, отударялся. Прости, отец и товарищ, дерись за уголь, да врагов лови!.. — И сомкнул веки, тя- жело отдыхиваясь. Отчаяние затрепы- халось внутри у Ильича-бригадира, горло рвалось у него на части, скрипел он люто зубами, хотелось крикнуть ему дико, на всю шахту: «Кто? Кто убил Кольку, черненького, тонкогубого Колто- сю? За что? Кто, кто сорвал вагонетки, кто «пустил орлов»? Сбежались все ударники на уклон: — А-а-а! Колю убило. С гадов кто-то пустил орлов! Эх, суки! Словим все рав- но! По пути к стволу на носилках умер Колька Постоялкин, ударник-дорожный по должности, ударник-комсомолец в ду- ше... ФАКЕЛЫ. Клети шумно выдавали черных молча- ливых людей на-гора. Майский ласкаю- щий вечер. Рявкнули гудки свой удар- ный гимн вечерней заре.