Сибирские огни, 1932, № 11-12

— Ну-у, ну-у. Даешь угольный клешь. Поехали! Долго и заботливо прилаживали цепь и запальчиво пререкались: «Пойдет?» «Нет, не пойдет». «Пойдет, говорю!». И, когда уже было все готово, Зеяинов су- рово оттолкнул Юньку, и, весь превра- щаясь в слух, тронул регулятор. — У-у-у, вию-ю-ю-виююю... Врубовка дрогнула, подняла нос, виль- нула хвостом-баром и, клацая зубьями, под горластый хохот ударников, пополз- ла вдоль лавы, яростно прокусывая вруб, кромсая уголь крепкий и чистый, как черный алмаз. — Пошла, наладилась! • . Доставленный с продольной лес по живой лепи был передан к верху лавы. Бригадир, товарищ Кустов, распределил работу. И, no.fta часть бригады произво- дила крепление, остальные убирали штыб. Через короткое время внизу пла- ста, как резаная рана, обнаружился уз- кий разрез вруба. Обаполом был отме- рен каждому забойщику его пай для отбойки. Огромные молоты соазу изго- товились и вонзились в пласт. Уголь грузно оседал, сверкая в изломах черны- ми искрами. Загургыкали моторы. За- скрипел, загромыхал длинный, 462-мет- ровый железный желоб конвейер. Сту- чит ползущими камнями угля. Из за- бойных печек-дучек течет по жестя- ному руслу уголь, плывет черным пото- ком и скрывается в под'езжающие ваго- нетки. В блеклом свете — гремящий уг- лепад... СТРАНА ДОРОЖИТ СВОИМИ БОЙЦАМИ Мы нагружали конвейф. Сводчатый потолок разработанных пластов висел иад головой, похожий на окаменевший опрокинутый ручей. Со стен забоя по- дымались сталактиты — серебристые, поблескивающие влагой гиганты. Мы уже дали свыше 270 вагонеток. Работа шла напором. Открылся забой во всей своей красе. Во мраке порхали молоч- ные и лимонные огни. Слышен был хру- стящий, равномерный говор молотков, вонзающихся в пласты. По стенам за- боя шелестели беспрерывные песчаные ручьи. Стучали рядом радиолаксы. Би- лись и скрежетали конвейеры. — А, еу, окораича! Ишь, отстали! — кричал ударник-коммунар Иван Гнет нев. Кричал он из норы, ушедшей глу- боко в стену забоя. Там он лежал на животе. Глухо хрустело его кайло под землей и лишь ноги торчали наружу. Бригадир Кустов остановился около не- го. — Эй, куманек! А ну-ка, вылазь. Ужо больно ты забрался в дыру-то, Иван Ефимыч!.. Гнетнев выбрался. На черном лице егс блестели лишь зубы да глаза. Бригадир молча заполз в нору. Через минуту про; звучал его раздраженный голос: — Ты что же, старина, без подпорю® рубаешь? Собой, что-ли, пласт подо- прешь, га? Он вылез, встал на ноги и, приблизив к лицу Гнетвева свою лампочку, строго и тихо сказал: — Берегись друг! Страна дорожит своими бойцами. Гнетнев сконфузился. — Я, вишь... опешить - надо... темпов нет. Шахта наша — самая большая в Донбассе, а по добыче — стыд сказать.., — Нет, не .пойдет так, старина, — твер' до и попрежнему тихо приказал брига- дир. И Гнетнев полез в другую нору. ЕФИМЫЧ ...Внизу — далеко в сырых забойны) склепах -—• не спадает 'волна трудовая Больше всех спешит Ефимыч. Мужичеи- ко совсем невидный собою: сухой такой даже хрупкий. На шершавом лице при метны только глаза — большие, лучи- стые, а так — замухрышка: нос кар- тошкой, волосы лохматые, цвета свеже- го угля. — Эх, детки мои, сыняхи! Плохо мы работаем! — журит Ефимыч молодых шахтарей из деревенских батраков. — Без темпов как-то!.. А ведь вот они, ру- ки-то... Эх-ма! Ходу дайте-ка, рвать чер- тям кожу... Ухмыляются молодые шахтарй. Заду- мался Ефимыч. И с раздумья сказал та- кую речь: — Да, товарищи. Вот и я — старый сыч, отмантачил свыше 30 лет батрако/М и вот уже третий год я нахожусь в ут- робе земли, на фронте угля. А, приз- наюсь и каюсь, детки, вначале я нена- видел шахту и все, что имеет отношение к подземелью. Ленился, восставал в ду- ше и боролся с собой. Моя душа не хо-