Сибирские огни, 1932, № 11-12

лоии'и тщательной тренировки, не мо- жет не стать хорошим стрелком. Толь- ко нужно по-большевистски преодоле- вать трудности. Старшина Григорьев не уставал. Усталость необязательна: ведь стар- шина — кандидат партии, ударник, снайпер; кроме того, нужно больше- вистской работой исправить досадную ошибку. Ему поручили группу отстаю- щих. Часами, часами старшина Гри- горьев учил стрелять. Работа была при- ятна — больше, порой она доставляла наслаждение — горячее, острое, .как ве- тер на стрельбище. Это, когда кто-ни- будь из группы выполнял норму, пере- ставал быть отстающим. Такое чувство не было ново Григорье- ву. Он знал, его и раньше, ликвидируя прорыв — Образовывалась на пристани товарная пробка — Григорьев швырял кули; и теперь работал с тем же радо- стным остервенением, как будто воро- чая что-то тяжелое, но забывая о его тяжести. Уопех заставлял старшину -с еще боль- шим напором продолжать шлифовку группы. Григорьев наладил индивиду- альное соревнование между бойцами своей группы. Они заразились пылом Григорьева. Никто из его группы не ис- пользовал мертвый час. Командование делало вид, что не замечает. Плохие стрелки должны стать хорошими! Пос- ле обеда, наскоро покурив, отстающий боец подходил к нему. — Займемся, товарищ старшина? И опять пригоняли ружейный ре- мень, падали, опускались на ""колено, учились. — Лежа. С применением ремня! При- цел четыре! Тремя патронами! Заря- жай!.. Старшина Григорьев не уставал без конца повторять одни и те же слова ко- мандования, об'яснять все одно и то же, исправлять неумелые движения от- стающих, показывать на практике. Ес- ли пятьдесят раз ложиться, строго со- блюдая требования стрелкового устава, целиться, напряженно задерживая ды- * хаиие, упирая локти в землю, натяги- вая ремень, — то на пятьдесят первый раз почувствуешь некоторую боль в мышцах. Но это приятно Григорьеву. Григорьев, безусловно, не один. В каждом подразделении есть свои Гри- горьевы. Работа — непрестанное сорев- нование — рождала грохот стрельбы, по ручейкам вливалась в грохот и, окра- шенная цветистой пестротой мишеней, бежала удалым потоком прямо в горя- чую пасть неба. Сгустки пота на лице бойца приобретали вещность: они ста- новились такими же круглыми следа- ми пуль в мишени. Большое солнце густым желтым маслом текло на шты- ках; крутой угол твердо поставленного локтя и в глянце щ>вого козырька отра- жено колыхание жирных трав; солнеч- ное пятно на головном уборе и громад- ная черная мушка заслонила мир. Та- ковы стрельбы. Впервые Григорьев устал, когда ока- залось, что первая рота перегоняет школу. Однако, он не ругался. С новым напором схватил работу. В этот день еще один из отстающих курсантов. вы- шел на «удовлетворительно». Началь- ник школы поблагодарил старшину. «Пожалуй, останусь в армии, — ду- мал Григорьев, если находилось время размышлять. — Интересная работа. Да и сроднился, привык». . И снова врывался в дело с той же го- рячностью, с какой тогда швырял ку- ли. Конечно, оброс бородой: побриться некогда. Все же стрельбы проходили не сов- сем так, как хотел бы отсекр Гаев. Не- что важное, необходимое в них отсут- ствовало. Стрельбы проходили в сущ- ности неплохо, но нельзя оказать — от- лично. Процент невыполнения был из- рядный. Многие из молодых бойцов еще не умели стрелять. Гаев шел позади линии огня. Что это? В семействе кустов торчали сапо- ги, — сожженные солнцем, напудрен- ные' пылью. Гаев подошел ближе. Ему не понадобилось протереть очки; он ви- дел: спит детина, мощно .раскинувшись, обнимая винтовку. Гимнастерка позор- но загнулась — по загорелому животу, черному, почти как земля, шли муравьи. Детина не чувствовал. Он спал. Пришлось долго трясти. — Стыдно, товарищ! Какого подраз- деления? — Пятой роты, — бубнил детина, приподнимаясь, тупо рассматривая пет- лицы Гаева (отсекр не носил знаков). — Когда у вас в роте последний раз были занятия? — Да кто их знает!... Кажись, как за- чали стрелять, ни разу не занимались.