Сибирские огни, 1932, № 11-12

тем же отсекром, если он захочет. Ко- нечно, захочет! Посоветовался бы рань- ше — не попался бы на удочку Могиль- никону. Ребята посоветуют. От духоты непривычно трудных 'Мыс- лей Григорьев распахнул окно школь- ной канцелярии. «Скорей бы в лагеря». Вместе со свежестью в комнату влился ритмичный топот — шла школа. В такт ловкому шагу ширилась боевая — уже старая — песня: Белая гвардия, черный баран Снова готовят нам царский трон. Но от тайга до британских морей, (Красная армия всех сильней! ... — Всех сильней, — пробормотал Григорьев. Рывком, — как наган из ко- буры, — выхватил из кармана злопо- лучное- заявление. 'Скомкал, разорвал, швырнул в окно — пусть красноар- мейцы растопчут. IX. Могильников возвращается. Это не тюрьма. Много журналов, га- зет. Сиди целый день, читай. Но это позор. Сидя на гауптвахте, Могильников рассуждал: «После этого позора нельзя остаться в армии. Что ж, и не надо. Вернусь в трест. Как демобилизованного красно- армейца скорей изберут председателем месткома. Еще и тогда намечали: ведь я давнишний профактивист. Приятно сидеть в месткоме. Доверие! Уважение! Телефон! — Товарищ Могильников, завтра на пленуме ваш доклад... Стук в дверь. Изящная машинисточка. Слезы. Душистый платок. — Садитесь. Выпей- те воды. В чем дело? — Ах, товарищ председатель, не дают отпуск...» «Но ведь я беспартийный. Не примут в партию? Что поделаешь, не пролета- рий, а коммунист. Ну, да. Коммунист в душе. Зря не пошел на производство. Надо было начинать (подростком. Те- перь был бы автогенщик Могильников. Ав-то-ген-щик! Герой 'социалистической стройки! Партиец-ударник, мускулис- тый, бородатый, в 'большом фартуке, как у старшины Григорьева. А то — счетовод, Сче-то-вод!». Тогда хотелось окончить девятилет- ку и сразу — в вуз. Умер отец. Мать болела. «Вместо вуза — курсы чертежников. Через полгода — специальность. А все- таки надо было работать на производ- стве. Мать боялась — не / хотела, — она мещанка?! Уговорила на курсы эти самые... Но я же совсем другой. Прав Безывяенский: «Невдомек ей, старень- кой маме, пятнышку в нашей борьбе, что ношу партбилет не в кармане, в се- бе!». «А ведь коммунисты берегут оружие, протирку не ломают, мушку не •сбива- ют?». «Что поделаешь? Я — интеллигент, не привык обращаться с вещами, при- вык с цифрами. Ничего, я на своей'ра- боте тоже пользу приношу, раз не су- мел стать автогенщиком». «Надо стараться работать изо всех сил, может и примут в пфтию, когда стану хорошим специалистом. Никто :не Скажет, что делаю карьеру. Разве стать завеектором треста или председателем месткома — карьера? Нужны кадры. А завеектором я сделаюсь и будучи беспартийным. Годика через три. Пар- тийное членство нужно не для того, чтобы я руководил, а Мной руководи- ли. Учить. Это можно только партий- цам. Только партийное членство дает настоящее право на... право на силу, что ли»... «Индивидуализм? Но ведь я из. мел- кобуржуазной семьи. Мне по штату по- ложено быть индивидуалистом. Нет, честное слово, я был бы хорошим пар- тийцем. Я больше пользы принес бы, чем сейчас, вне партии. Воодушевило бы меня партийное членство, увеличи- ло мои способности, дало мне право на силу»... «Черт с ней, с армией. Это рассказы хорошо сочинять, как в Индии воевать будем. Никакой из меня командир взво- да не выйдет — все протирки перело- маю». Грустно усмехаясь, Могильников ис- кал в блокноте запись индусских слов. «Бегар — принудительная работа в пользу правительства; «Чарка — веретено; «Кальдар — рупия, деньги...». Могильников отшвырнул блокнот. «Л если не ограничатся гауптвахтой? Если под суд? Заржавела винтовка — раз. мушку сбил — два, протирку сломал — три... Припишут вредительство...». Этого он боялся, даже получая об- ратно записку об арестовании с отмет-