Сибирские огни, 1932, № 1

Как >во сне, стремительно и туманно, замелькали знакомые лица, картины. За- вод на, окраине большого города, озабоченные и суровые лица рабочих... цех, станки. Вспомнился митинг, тревожные и решительные речи, запись добровольцев на фронт. Он, Никита Рагозин, комсомолец, •записался первым. Проводы, казармы, товарищи... _ Хотелось удержать и получше всмотреться в эти родные лица и картины. Не успел. Неожиданно ворвались холодные, темные, пугающие мысли. Ворвавшись, все смяли: — А как я попаду в лазарет? Ведь, самому мне, раненому — не добраться до него... Да и неизвестно еще где он находится сейчас... А что. если батальон ушел не в Юрловжу, а дальше куда-нибудь? А может еще хуже — может погибли все наши? Ведь, если б живы были товарищи, так разве оставили бы его они одного?.. Не додумалось. Такая закидала в сердце обида, такой захлестнуло горечью и тоской, что у него замутилось в глазах Занывшая рана заставила Никиту очнуться. Тут он заметил, что его трясет а что ему очень холодно. Холод охватывал его со всех сторон и, заглушая боль, как бы простреливал насквозь вое тело. Руки и ноги деревенели. Уже спускались сумерки, из тучи все сыпалась белая и мелкая чешуя — одна за другой поднимались и улетали птицы. Им овладело отчаяние ж он закричал дико: —■Э-эп-й! Сю-уда-а! Э-эй!... Помогите! Кругом стояла тишина, кругом —- ни души. Его крик замер стонущим всхлипом. Сумерки густели, подмораживало. Тоскливо и безучастно Никита посмотрел на лошадь. В ,его глазах неожиданно затеплилась новая мысль. —• Может, еще жива... Наверно, теплая еще... Все не так будет страшно. Но отдавая себе отчета, инстинктивно, он ухватился за ближайшую кочку и как-то боком, дергаясь, нонолз к* лошади. Каждое малейшее движение, каждое легкое прикосновение к раненой ноге обмотки, здоровой ноги, кочки отдавалось резкой болью. Он полз с перекошенным лицом, зажмурившись,- — эти несколько шагов пока­ зались ему тяжелее самых трудных боевых переходов. Лошадь была еще жива, ее теплый бок слабо вздрагивал. Прижимаясь к этому боку, успокаивая себя, Никита прошептал с надеждой: —- Теперь согреюсь. Только б ве замерзнуть, а там как-нибудь обойдется. Выживу, не сдамся. Товарищи не оставят. Он так ослаб, что боль уже не казалась ему жаркой и грызущей, какой она была еще недавно. Все чувства, все ощущения, все мысли как бы замерли. Стала одоле­ вать сонливость. Не то подумалось, ве то почувствовалось, что с этой сонливостью нужно бороться, что если он уснет, то дело может кончиться плохо. Но бороться не было сил. Сон спускался на него густым и мягким облаком, теплой, мутной волной докатилась истома. Никита устало закрыл глаза. В это время он услышал человеческие голоса. Густое облако как бы пронизала молния: — Может, наши?.. Может, меня ищут? Тряхнул головой, открыл глава. За пригорком узкой багровой полоской дотлевала заря, с пригорка 'спускались двое верховых, они екали прямо к нему. Никите стало жарко. Шумно вздохнув, он хотел было уже крикнуть, но сейчас же вспомнил, что у них в батальоне всего только одна лошадь, на которой изредка ездил командир, — лошадь была маленькая, унылая, а эти ехали на крупных и бодрых конях. Никита быстро сообразил: белые... наверно, разведка. Он задрожал, не зная, что ему делать, раненому п безоружному. Вдруг одна лошадь захрапела и жалобно заржала. Верховые остановились, стала озираться и прислушиваться. Никита, позабыв о раненой ноге, поспешно припал к земле. — Чего это она зачуяла? — совсем близко раздался хриплый' встревоженный голос: — Неужели — красные?.. 33 Сиб. Огни. 3.. Никита рагозин